Юрий Куранов: Избранное

В Москве молодой автор знакомится с Константином Георгиевичем Паустовским, своим любимым писателем. Эта встреча определила его дальнейшую творческую судьбу.

«Я был ошеломлен и обрадован, когда впервые раскрыл страницы книги К. Паустовского, — вспоминал впоследствии Юрий Куранов. — С тех пор неотступно помогал он, как родной и несказанно близкий человек, искать и любить простые и на первый взгляд непритязательные мгновения, события, предметы, из которых складывается добро человеческой жизни. Как писатель, он одним из первых учил меня ценить живое дыхание слова, пение красок, мудрую простоту повседневности, под которой крыты глубинные движения человеческого сердца. Он учил тщательно лелеять опыт накопленного литературой мастерства, неповторимые богатства земной культуры; он убедил, что писатель, если он хочет быть писателем настоящим, не имеет права не быть мастером. Для многих и многих писателей моего поколения «Золотая роза» служила настольным учебником и порукой».

Окрыленный поддержкой Паустовского, певца Мещёры, Куранов едет летом 1957 года в костромские края. Здесь происходит еще одна важная для него встреча. Он узнает, как друга и как художника, самобытного живописца Алексея Козлова, жившего на хуторе Трошино, за костромским селом Пыщуг. Куранов и не подозревает, что на долгие годы осядет здесь, прикипев сердцем к этой древней русской земле, что здесь обретет свою литературную родину.

«Летом своего счастья» назовет Куранов эту пору своей жизни, когда ему открылась удивительная красота обыкновенного. Тихие лесистые угоры, приветливые трудолюбивые люди, их чистый полнозвучный язык — все здесь вызывало восторженное созвучие в его душе.

На повети, где раньше хранилось сено, а теперь помещалась мастерская художника Алексея Никифоровича Козлова, перед Курановым раскрывался редчайший и трудно передаваемый словами мир: он видел сумерки, подсвеченные гроздьями поздних рябин, видел вечерние взгорья, охваченные тревожно бегущими травами, ему открывались летние ночи, когда луна просвечивает сквозь тучу и похожа не то на комету, не то на размытый кусок янтаря. И столько было в этих картинах внимания к родной земле, к ее поэзии, к ее самым укромным красотам, что для Юрия Куранова мир живописи и мир реального бытия сомкнулся заново, как в раннем детстве.

Единым дыханием напишет он цикл рассказов «Лето на Севере», который в 1959 году будет опубликован на страницах газеты «Правда» и «Нового мира», а в 1961 году выйдет отдельной книжкой в Костромском издательстве. И сразу завоюет любовь читателя и внимание критики.

«Вы точно слились с этим огромным, сверкающим под солнцем простором — так слиты и неразлучны с природой герои рассказов Ю. Куранова, потому что люди у него красивы внутренней красотой, душевно широки, как красива и широка русская природа, как синё небо, это стихия простора, которого «нет ничего свободней и безграничней», — взволнованно отзывался Юрий Бондарев в «Литературной газете» в статье «Душа художника». — Куранов писатель своеобразный, с тонкой чистотой красок, со своей манерой, со своей труднейшей краткостью, требующей слова алмазно отточенного, верного и в то же время лишенного экспрессивной нарочитости. Куранов чувствует свежее слово, но мастерство его проявляется и в раскрытом внутреннем «я», близком современникам душевном освещении, и нам дорог этот свет авторской доброты, что делает людей целомудреннее и помогает им познать нашу русскую природу, с ее лесами, с острым блеском Ориона в осенние ночи на плесах, с далекими шевелящимися огнями сел на косогорах».

С 1957 года Юрий Куранов постоянно живет в деревне, сначала в костромском селе Пыщуг, а с 1969 года — в псковском селе Глубокое на берегу живописного озера Глубокое. Он разделяет радости и заботы своих односельчан, которые становятся героями его книг, — «Белки на дороге» (1962), «Увалы Пыщуганья» (1964), «Дни сентября» (1969), «Перевала» (1973). Эти книги закрепляют за Курановым репутацию певца северной русской деревни, виртуозного мастера пейзажа, самоцветной миниатюры и короткого лирического рассказа. Критика обоснованно связывает его имя с тем направлением русской прозы, которое начато «крестьянской» линией в творчестве Гоголя, Тургенева, Бунина, продолжено Пришвиным и Паустовским, затем без времени ушедшим Юрием Казаковым, а в настоящее время разрабатывается Георгием Семеновым, Виктором Лихоносовым, Виктором Астафьевым.