— Так и глазастый же черт старший лейтенант! За двадцать метров ночью разглядел, что у Козлова пулемет в окопе неправильно установлен — без колышков. И муха не пролетит. Ну и человек! Вот от него, вероятно, жинка дома плакала! И в борщ к ней, должно быть, заглядывал, проверял, сколько картошек положила и по форме ли цибулю поджаривает. Понимаешь, Кузьменко, у меня такое ощущение: где бы я ни был, что бы ни делал, все мне кажется, будто комроты стоит где-то недалеко сзади и смотрит мне в спину.
Это было уже то, что и требовалось — инстинкт. Но Петренко рассмеялся не тому, что достиг цели. Он вспомнил дом и жену. Сержант ошибался. Никогда не заглядывал он в борщ к жене, не проверял ее домашних приходов-расходов и не присматривался к ее туалету. Наоборот, жена заставляла его бриться, повязывала ему галстук в праздничные дни, одергивала криво подпоясанную сорочку и вечно ругала за разбросанные по всем комнатам книги, окурки, пробирки с образцами семян и рыболовные и охотничьи снасти.
Солдаты-новички, попадая в батальон Петренко, не сразу оценивали по заслугам неяркую фигуру своего комбата. Сначала его только боялись за вечные его придирки. Если была возможность обогнуть стороной землянку комбата, солдаты делали лишних двести метров, лишь бы не попадаться ему на глаза… На самой чистой винтовке он находил пятна ржавчины, из-за неуклюжего поворота при отходе вызывал командира взвода и приказывал ему тут же, на командном пункте, провести строевые занятия с солдатом. Потом все начинали удивляться: когда же он сам спит и отдыхает, этот неугомонный старший лейтенант? Петренко любил удивить командиров рот и бойцов своей выносливостью и постоянной бдительностью, полагая, вполне резонно, что эти качества укрепляют авторитет командира в глазах подчиненных. В обороне не проходило ночи, чтобы он не позвонил лично раз десять во все роты, спрашивая обстановку, а днем те же связные, телефонисты и наблюдатели видели его в ротах на ногах, с утра до вечера меряющим глубину ходов сообщения, проверяющим сектора обстрела и установку оружия.
Проходило еще немного времени. Выяснялись потери других подразделений, где командиры были не так придирчивы. И солдаты начинали уважать своего комбата, как возмужавший и поумневший сын уважает и благодарит отца за строгое воспитание в юности.
Последний раз они стояли в длительной обороне в Донбассе, весною 1943 года. Ни у кого не было отрыто столько километров ходов сообщения, как в батальоне Петренко, таких глубоких, с надежными перекрытиями, бомбоубежищ, такой чистоты в землянках и такого кажущегося мертвого безлюдья в окопах, где, кроме наблюдателей, ни один человек не выставлял днем голову за бруствер.
У солдат, копавших ночью землю, попрели гимнастерки на спинах от пота Петренко ходил по траншеям, как прораб, с рулеткой, устанавливал обязательные нормы выработки, объявлял благодарность перевыполнявшим нормы и давал наряды невыполнявшим. Люди проклинали «передышку», а заодно с нею и старшего лейтенанта Петренко, ждали с нетерпением продолжения походов и наступательных боев. Но зато батальон за четыре месяца в обороне, на переднем крае, потерял от бомбежек, артиллерийского и пулеметного огня противника всего шесть человек В то же время одни лишь снайперы Петренко уничтожили на своем участке шестьдесят восемь немцев. Эти цифры публиковались в фронтовой красноармейской газете, и многие бойцы сохранили на память вырезки из номера с портретом своего комбата, чтобы, придя домой после войны, показать жене: «Вот, жинка, кого поблагодари за то, что жив остался».
За второй батальон, как бы напряженно ни складывалась обстановка, командир полка всегда был спокоен, зная, что Петренко не сделает глупости, не полезет сам зря в огонь, рискуя обезглавить батальон в критическую минуту боя, в обороне без приказа не отступит ни перед «пантерами», ни перед «тиграми» и без крайней нужды подкреплений не попросит, в наступлении не пошлет очертя голову бойцов в лоб на дзоты, если есть возможность совершить какой-нибудь маневр или обойтись приданной артиллерией, а при преследовании противника не оторвется от него ни на шаг ни ночью, ни в туман, ни в грязь, при полном бездорожье, когда приходится выпрягать лошадей и катить пушки на себе и через каждые сто метров подменять солдат, несущих на плечах минометы и четырехпудовые разобранные «максимы».
Не имея врожденных полководческих талантов для крупной самостоятельной работы в армии, Петренко, однако, смог, переламывая характер и изгоняя из головы и сердца все лишнее на время войны, сделать себя неплохим исполнителем чужих больших вдохновенных замыслов — дисциплинированным, неутомимым в наведении порядка и организованности, тактически грамотным командиром подразделения. Когда родина призвала его под ружье, Петренко стал настоящим солдатом, способным на длительное напряжение, на самопожертвование, на подвиги и на будничный, скучный, тяжелый труд фронтовика. Что еще требовалось от бывшего агронома, человека живой, благородной, мирной профессии? Пожалуй, больше ничего…
Читать дальше