Валентин Овечкин - Собрание сочинений в 3 томах. Том 3

Общий итог этому жанру неутешительный. Надо прямо сказать — немного у нас хороших рассказов на деревенские темы за последние годы.

Более плодотворно поработали писатели над деревенскими темами в жанре очерка. Здесь, пожалуй, больше всего появилось у нас значительных произведений, заслуживающих пространного разговора.

Но, прежде чем начать говорить о конкретных произведениях, надо выяснить некоторые вопросы об очерке вообще. Многие товарищи у нас — писатели и литературоведы — в достаточной мере запутали понятие об очерке. Тут надо кое-что распутать.

Некоторым нашим литературоведам удалось найти то, чего до сих пор никому найти не удавалось, — открытие, равновеликое изобретению перпетуум-мобиле, — удалось найти четкую, совершенно определенную грань между повестью и рассказом, с одной стороны, и очерком — с другой. Рассказ, мол, это «высокое искусство» потому, что здесь есть место для свободного полета фантазии художника, в рассказе и повести все вымышлено, все создано, «сочинено» самим автором, его воображением. А в очерке «все документально», это простая фактография, второй сорт литературы; тут, собственно, таланту и делать нечего — знай себе списывай точно с натуры, копируй жизнь.

Литературовед, профессор Л. Тимофеев, например, в своей книге «Краткий словарь литературоведческих терминов» (в соавторстве с Н. Венгровым), изданной как пособие для учащихся средней школы, категорически утверждает, что очерк обязательно должен быть документальным. Вот что пишет он в этой книге об очерке:

«Очерк — один из видов эпической, повествовательной литературы, который отличается от других видов (роман, повесть, рассказ) тем, что в очерке точно изображаются события, происходившие в реальной жизни, участники которых существовали в действительности, в то время как в рассказе, например, писатель, изучая ряд жизненных фактов и отбирая из них существенное и характерное, создает при помощи вымысла и творческого воображения обобщенную картину, то есть изображает события, которые в действительности могли и вовсе не происходить или могли не происходить так, как он их изобразил.

Очеркист, автор очерка, изображая жизненные факты, так же как и каждый художник, отбирает в жизни лишь самые существенные из них, отмечает в событии и поведении человека лишь характерные его черты, то есть то, что выражает мысль автора, его отношение к жизни. Однако он не вправе их изменять, прибегать к сколько-нибудь значительным элементам вымысла».

Бог им судья, таким литературоведам! Как можно быть литературоведом, не «ведая» ничего об очерках, скажем, Глеба Успенского, Короленко, Мамина-Сибиряка? Неужели профессор Тимофеев, действительный член Академии педагогических наук, не читал Успенского, Щедрина, «Записок охотника» Тургенева? Не может быть! Читал, конечно. Но почему же у него такое примитивное представление об отличии очерка от рассказа, будто они тем лишь различны, что очерк пишется на фактическом материале, с точными именами, с точным адресом, а рассказ — это «вольное сочинение»? Не понимаю, как можно читать, например, очерки Глеба Успенского и думать, что это все чистая фактография. И не знаю, кто из нас здесь наберется смелости определить совершенно точно, что такое «Записки охотника» Тургенева — рассказы или очерки?

Да, есть такой очерк, где все строго документально: очерк о конкретном лице или лицах, колхозе, заводе, стройке, событии, — очерк, имеющий большое значение как литература, главным образом, познавательная. Но есть еще и другой вид очерка, я бы сказал — очерк-исследование, большой разговор с читателями в художественной форме по поводу каких-то явлений жизни. В таком очерке фактическая точность лишь в самом существе явления, которое описывается, а во всем остальном руки автора так же развязаны, как и в любом другом жанре. Можно и не давать точного адреса, и вводить в действие вымышленных персонажей, и прибегать к домыслу, к обобщению. Пожалуй, даже ни в одном другом жанре нет такого простора для обобщений, как в очерке-исследовании. Мало разве домысла, вымысла, обобщений и не фактических имен в сатирических очерках Щедрина? Разве Прохор Порфирыч в «Нравах Растеряевой улицы» Глеба Успенского написан точно с натуры и с одного человека? Разве в Иване Босых Успенский не собрал наблюдения над сотнями таких опустившихся мужиков и не обобщил их судьбы? Кто засвидетельствует, что «Павловские очерки» Короленко — это точный хронометраж дня, проведенного им в промышленно-торговом селе Павлове? Многие свои сибирские вещи Короленко сам называл очерками, а нам, когда мы их сейчас читаем, думается, что это рассказы.