Анатолий Димаров - Его семья

— Как?

— У вас с ним одинаковая фамилия или он ваш родственник?

— Пускай черт ему будет родней! — рассердился Денис Мартынович. — Это ж такая собака, скажу вам, что тьфу!.. Зальет глаза самогоном да и… А кулаки себе и делают, что захотят. Иван Маслюк, тот, которого на конюшню поставили, недавно вот приказал жеребых кобыл запрягать — навоз возить. «Ты что делаешь, добрый человек? — говорю я ему. — Ты свою коняку когда этак запрягал?» — «Так то ж у себя, а тут должен план выполнять, — смеется он мне прямо в глаза. — Сдохни, а план выполни…» Ну и возили, пока кобылы жеребят не скинули… Так что ж это, скажите, как не козни вражеские? Им бы только наше общее хозяйство развалить, к старому людей вернуть… А Семен Маслюк, тот тоже на сестре Ивана Маслюка женат, так он половину колхозного навоза своим людям поразвозил. На огороды ихние, чтоб село на свою сторону перетянуть.

— А люди что на это?

— Что ж люди… Не все еще соз-на-тельные, — медленно произнес Засядчук новое для него слово. — За свое еще держатся, как вошь за кожух, простите за выражение… Вы ж не забывайте, товарищ редактор, один только год колхоз у нас…

— Они и поле так засеяли, — вмешалась Анна Васильевна.

— Ага, ага, засеяли — чтоб их так болячки обсеяли! — закивал головой Засядчук. — Так уж вы, Ганя, расскажите, коли напомнили.

Анна Васильевна аккуратно вытерла губы и, не сводя с Горбатюка серьезных глаз, начала рассказывать:

— Как, значит, обсеялась вторая бригада да начало всходить… сразу же нам в глаза бросилось. На поле Маслюков лен должен был быть, а взошла пшеница…

— Для чего ж они это делают? — удивленно спросил Горбатюк.

— Да уж известно для чего… — замялась женщина. Вопросительно взглянула на Дениса Мартыновича, будто спрашивая: говорить или нет? — Эти, извините за выражение, живоглоты надеются, что колхоз наш развалится. Они и слухи распускают: колхоз, мол, скоро распадется, так нужно, чтоб каждый на своем поле хлеб имел: убирать же раздельно будут. Каждый на своем…

— Хорошенькие дела у вас творятся! А скажите, пожалуйста, там у вас кто-нибудь из района бывает?

— Есть там какой-то… уполномоченный или как его… — неопределенно протянул Денис Мартынович.

— Куда же он смотрит?

— Да все в ту же бутылку, которую мироеды подставляют… Дело известное, парень молодой, они его и обводят вокруг пальца.

— Так, так, обводят, — подтверждает Анна Васильевна. — Кулаки ведь, как бурьян, цепкие. И либо их вырвать, либо землю погубить…

Долго еще беседовал с колхозниками Горбатюк. И чем дольше слушал их, тем чаще брался за блокнот и тем яснее становилась для него необходимость побывать в этом колхозе. Он не сомневался в том, что колхозники рассказывают правду, но у него уже стало правилом: не полагаться ни на кого, самому проверять все, о чем должен писать. Это правило выработалось в течение многолетней работы в газете, и он никогда не отступал от него.

— Что ж, будем писать, товарищи, — сказал Горбатюк, откладывая блокнот.

— Прошу только товарища редактора, чтоб в той статье нас не вспомнил, — попросил Денис Мартынович.

— Не упоминать ваших фамилий?

— Ну да… Оно, знаете, всякие люди есть… Огнем еще побаловаться захотят…

— Пускай пишут, чего там бояться! — вдруг запротестовала Анна Васильевна. Она решительно повернулась к Горбатюку, тыча пальцем в блокнот: — Так и пишите: мы рассказали! Чего их бояться? Пускай они нас боятся! Наша теперь власть, а не кулацкая.

— Да ведь… Ну, уж если так нужно, пусть будет так, — не очень-то охотно согласился Засядчук. — И зачем сердиться, Ганя? Она у нас всегда такая, — уже непосредственно к Горбатюку обратился он. — Молчит — тлеет, а начнет говорить — огнем горит…

Оставшись один, Яков долго перелистывал странички блокнота. В его воображении возникало далекое село, со сложной, запутанной жизнью, и он думал о том, что должен помочь людям разобраться в ней, разоблачить кулаков, засевших в колхозе, а вместе с ними и тех, по чьей вине безнаказанно действовали эти люди.

«Нужно ведь еще поговорить с Дубчаком», — вспомнил он приказ Петра Васильевича.

Прежде чем связаться с начальником областного управления сельского хозяйства, Горбатюку пришлось поговорить с его секретаршей. Девичий голос так упорно допытывался, кто звонит, да откуда, да по какому делу, что Горбатюк, потеряв терпение, поинтересовался:

— Вы что там, анкету заполняете?

Секретарша обиделась и замолчала.