Федор Панфёров - Волга - матушка река. Книга 1. Удар

— О-о! — выкатил нижегородское «о» Иван Евдокимович. — Это верно. Костры-ы! Только вы, Аким Петрович, сделайте милость — отмените Чернова. А? Ну, зачем он… и не люблю я его, — опять умоляюще, даже заискивающе проговорил академик.

— Ладно: отменим Чернова… только и вы с облаков слезайте, товарищ наука.

Аким Морев достал из шкафа пару лучших рубашек, которые ему особенно нравились и которые он берег, еще сам не зная зачем, но тут, глянув на рубашку, опять вспомнил Елену Синицыну.

«Заехать, — блеснула у него радостная мысль, и он тут же помрачнел. — Нет. Ни в коем случае. Она может встретить меня отчужденно, даже враждебно: с какой стати прикатил? Ну… Ну, посмотреть, как излечиваются кони при помощи препарата Рогова», — пытаясь заранее найти оправдание своему поступку, подумал Аким Морев… И все-таки он положил в чемодан именно эти две рубашки и, обращаясь к академику, спросил:

— Что ж? Теперь поедете со мной в Нижнедонской?..

— Крюк большой, а мне в Разлом: люди ждут.

— И людина?

— А как же? Аннушка вчера звонила, чем-то очень встревожена. Кстати, вы не обидели Елену Петровну? Что-то Аннушка говорила мне. Не понял: не то Елена Петровна просит вас извиниться, не то ее за что-то простить. Окно, под окном. Аннушка говорила намеками. Чего это вы бледнеете?

— Окно? Под окном? Значит, и до нее докатилась клевета.

— Клевета?

— Пустили клевету, будто я дал разрешение на применение препарата Рогова на свидании с Еленой Петровной вот под этим окном.

— Ну! Чепуха какая! Что же вас так встревожило? Ну, пустили, ну, Елена Петровна услышала, расстроилась малость. Пройдет. Ведь этого не было: вы-то оба знаете… А может… может, что-нибудь, и было? Чего-то она так подробно расспрашивала меня про вас, Елена Петровна. Я около Аннушки, как токующий глухарь: ничего не слышал. О-о-о, — снова выкатил нижегородское «о» академик и неожиданно предложил: — Хотите, сватом буду? Обязательно сосватаю.

Аким Морев только поморщился и не успел ответить: в комнату вошел шофер Иван Петрович, сообщая, что едет на машине «Победа». Академик возразил:

— Но она, говорят, не то что грязи, но и мокрой травки боится.

— Не она боится, а плохой шофер, — в свою очередь возразил Иван Петрович. — Вот увидите, какая молодчина: с визгом пронесется через любую мокрую траву и даже через грязь. Трудно будет — цепи наденем. Закуем ее в кандалы… и пошел, пошел. А ружьишко-то взяли, Аким Петрович? Вижу, нет. А зря: ведь попадем во царствие твое.

— Мы с Иваном Евдокимовичем однажды уже попадали во царствие твое.

— Тогда воды не было. Воды, — оправдываясь, вспоминая заезд на Сарпинские озера, проговорил Иван Евдокимович. — А надо взять. Ведь и мое ружье до сих пор у вас. Забирай-ка, Иван Петрович.

Тот уложил ружья, боеприпасы, резиновые сапоги, охотничьи костюмы и два термоса с чаем да еще бутылку коньяку — это уже настоял Иван Евдокимович, на что Аким Морев, подшучивая, сказал:

— Опять. А где же «шабаш»?

— На всякий случай. Это ведь только Сухожилин для дела выпил. Гусей стрелить будем. Гусей, — проговорил Иван Евдокимович, произнося не «стрелять», а по-охотничьи «стрелить». — Ночная охота — вот чудо.

— На Нижнедонскую, Иван Петрович, — приказал Аким Морев, когда они уселись в машине.

— Есть! — воскликнул шофер, и машина, плавно взяв с места, вскоре понеслась по гудронированной улице города, мимо строящихся новых красивых зданий — жилых домов, учреждений, клубов, кинотеатров, магазинов, школ.

Город рос сказочно: каких-нибудь пять месяцев тому назад Аким Морев и Иван Евдокимович по этим вот улицам въезжали в Приволжск, видя всюду развалины, а теперь здесь красуются многоэтажные дома, закладываются и растут новые.

Это радовало Акима Морева, и он мысленно благодарил тех, кто поднимал из руин город, зная, что его поднимает вся страна: материалы сюда идут из Ростова, Саратова, Свердловска, Магнитогорска, Москвы, Ленинграда, Новосибирска и даже из Алтайского края… И Аким Морев кланялся тем людям, мысленно произнося: «Спасибо вам, товарищи! Спасибо! Ах, если бы и в сельском хозяйстве у нас было бы так же, как на заводах, фабриках, как на строительстве города». И, обращаясь к академику, проговорил:

— Мысль, конечно, моя наивная… но все равно выскажу. Строится город… и бурная весна этому не помешает.

— Не понимаю.

— Город не зависит от погоды.

— А, вон что. Ну, придет время, и сельское хозяйство не будет зависеть от погоды… вернее, от случайностей погоды. Мы с вами — да и все колхозники вашей области — еще младенцы перед злыми силами природы, перед суховеем в первую очередь. Младенцы. Придет Большая вода, вырастут леса, и мы превратимся в силачей. Астафьев — тот уже силач. Вот увидите.