Федор Панфёров - Волга - матушка река. Книга 1. Удар

За несколько месяцев пребывания в Приволжской области Акиму Мореву удалось ознакомиться с руководителями заводов, фабрик, с секретарями райкомов, председателями райисполкомов, с передовыми рабочими и колхозниками. Ознакомление с работниками фабрик, заводов шло более или менее легко: откровенно говоря, его все время тянуло именно сюда — в промышленность, как, например, конькобежца тянет на каток, а ему нужно овладевать лыжами или искусством парашютных прыжков.

— Сельское хозяйство, — как-то сказал он Пухову и Николаю Кораблеву, — штука весьма сложная. Гораздо сложнее промышленности.

Пухов захохотал и сразу пустился опровергать, говоря:

— Ну, как же! Блюминги там, электропечи, домны, сложнейшие станки!

— Почище! — раздосадованно прервал Пухова Аким Морев. — Представьте себе, дорогие мои промышленники, у вас бы на заводах, на фабриках через каждые три-четыре года рушились бы станки, обваливались бы крыши цехов, разбегались бы рабочие… Как бы вы это назвали?

— Бедствием, — уже понимая, куда клонит Аким Морев, сказал Николай Кораблев.

— Страшное бедствие, — подтвердил Аким Морев. — Так вот, в сельском хозяйстве, в разных областях, через каждые три-четыре года или недород, или неурожай, то есть все рушится. Разве это не бедствие? Бедствие в широком масштабе, Александр Павлович.

— Да, пожалуй, — согласился Пухов.

— Мы с вами недавно на бюро приняли решение сеять в грязь, а тут полил дождь, и решение наше было отброшено. Но ведь может случиться другое: зарядят горячие ветра из пустыни и опустошат наши поля, — произнес Аким Морев.

И чем больше Аким Морев вникал в дела области, особенно в секторе сельского хозяйства, тем все больше и больше, как принято говорить, спускался на грешную землю.

Совсем недавно к нему зашел председатель колхоза из Тубинской поймы. Переступив порог, он начал сразу же извиняться:

— Простите уж. Простите! Не в обком зашел, а сюда: неудобно мне в обком с таким делом. — Он долго разворачивал что-то, тщательно окутанное в чистое полотенце… и наконец выложил на стол две кисти винограда. — Вот! Видите, Аким Петрович. Виноград ведь. А? И сохранился до весны. Видите какой! А? Сам я вывел. Сам! Брат ко мне в гости приезжал из Грузии. В подарок виноград привез. Я косточки сберег и у себя за хатой посадил. Вот он какой. Можно, значит? В газете нашей тоже пишут: «можно», «нужно». Однако никто и ничего не предпринимает. Или с теми же посевами трав. Луга у нас заливные, а травы растут — богом посеянные, дикие то есть, страх какие дикие… сплошной то есть бустыл; этим бустылом стегать кого угодно можно, а кормить — нет.

Бывают ведь такие люди, которых никак не поймешь — что он, как он, чего он. Скажешь ему «да» — он скажет «да», скажешь «нет» — он скажет «нет». Таков был и секретарь обкома по сельскому хозяйству Мордвинов, недавно вернувшийся из длительной командировки: он год доучивался в Академии сельскохозяйственных наук.

— У меня был председатель колхоза из Тубинской поймы и сообщил: «Если нам помогут по-настоящему приложить руки к землям поймы, мы озолотим область». Так это? — спросил Мордвинова Аким Морев.

— Так, — ответил тот.

— Но в пойме полное запустение. Так ведь?

— Так, — снова ответил Мордвинов, выжидательно глядя в глаза первому секретарю обкома.

— А в газете нашей то и дело пишут: в Тубинской пойме надо проделать то-то и то-то.

— То-то и то-то.

— Но ничего не делают?

— Ничего не делают.

— Это черт знает что! — невольно вырвалось у Акима Морева.

— Это черт знает что, — подтвердил Мордвинов.

И опять пришлось вызывать Астафьева и беседовать с ним. Это человек иного склада, нежели Мордвинов. Он не только ученый-агроном, но отличается от многих еще и тем, что не витает в облаках, а в каждом конкретном случае рассуждает применимо к практике.

На вопрос Акима Морева, что надо предпринять в Тубинской пойме, он, усмехаясь, ответил:

— Туда… до вас еще… отдел пропаганды послал десяток людей с докладами о великом плане преобразования природы… и те, выступая перед колхозниками, говорили только о гидроузлах на Волге, на Дону, Днепре, Каме… и особенно почему-то напирали на Большую воду.

— Ну и колхозники?

— А те слушали, с досадой думая: «Говорят о Большой воде, а у нас воды полно, да она нам хребтину ломает. Великий план преобразования природы — штука великая, это мы признаем, но нам-то помогите обуздать реку Тубу: то она в весну разольется так, что и нас затопляет, то совсем из берегов не выходит», — вот что рассказывали мне потом передовые колхозники Тубинской поймы.