Федор Панфёров - Волга - матушка река. Книга 1. Удар

— Мой ученик. Мой! Горжусь. Не то что Назаров или Лагутин. Те, ясно, молодцы… но торопыги… хотят на каменной плите пшеницу вырастить. А этот, ох, умный… Он… как вы мне прошлый раз сказали, Аким Петрович?.. Ага, «запрячь»… Он запряжет законы природы… Так за это… Ну, выдам тайну… видел ее собственными глазами… на днях все прочтут в газетах… Вас, голубчик, правительство награждает званием Героя Социалистического Труда… с вручением ордена Ленина и Золотой Звезды. Малинов пытался вас разнести, а правительство наградило. А! Что? Может, думаете, что я настоял? Было маленько… Но я мог бы ведь настаивать, чтобы так отметили, ну, например, Назарова или Лагутина. Настаивай сколько угодно, но если не заслужено — не дадут награды. Дела ваши, Иван Яковлевич, настояли и потребовали, я бы сказал. Что же вы молчите? — спросил он, не замечая того, что сам не дает Астафьеву произнести ни слова.

— Да вы же его, Иван Евдокимович, совсем забили: и учеником, и учителем, и вдруг — награда. Он даже дар речи потерял, — смеясь, проговорил Аким Морев. — Что ж, раз академик открыл тайну, и я могу ее открыть: бюро обкома известно, что вас наградили, Иван Яковлевич… и я поздравляю.

— Шутите, — только и вырвалось у Астафьева, но подумав, он как бы про себя сказал: — Значит, я семнадцатый. У нас в районе уже шестнадцать Героев Социалистического Труда.

Следом за Иваном Евдокимовичем в кабинет вбежал встревоженный Опарин и еще от двери, идя к Акиму Мореву, проговорил:

— Что? В чем дело? Почему перемена в повестке дня и в таком пожарном порядке?

— Доложит о состоянии весны Иван Яковлевич Астафьев. Надо принимать срочные меры, — ответил Аким Морев.

— А какие? Здравствуйте, Иван Евдокимович! Здравствуйте, Иван Яковлевич! Какие, Иван Яковлевич? Срочные, пожарные?

— Слышал, слышал, — входя, говорил Пухов улыбаясь. — Слышал, весна ломает планы наши. Ай да Иван Яковлевич! Перевернул, значит, повестку дня.

— Почему же ты так светишься? — наскочил на него Опарин.

— У нас в промышленности такого нет. Нам весна — будь ярая, будь вялая — нипочем: цехи работают независимо от погоды. Вот и вам говорю, многоуважаемый академик, подстраивайтесь к нам, к промышленности. Да, кстати, Аким Петрович, шутки в сторону. Дело, конечно, весьма серьезное, — хмурясь, произнес Пухов. — Она, такая весна, безусловно может воздействовать в конечном счете и на промышленность: хлебца не будет, вот и положишь зубы на полку. Да… еще беда: Сухожилин у меня только что был… пьяненький.

— Ну?! — воскликнул Опарин.

— Пьяненький? Сухожилин? Да что вы, Александр Павлович! — наклонившись к Пухову, спросил академик.

— Да. Даже носик покраснел.

— Что же это с ним? — встревоженно проговорил Аким Морев.

— Нарушение всех инструкций, — смеясь, ответил Пухов. — Диво! Я тоже поражен, как если бы вдруг ночью засветило солнце.

После памятного заседания бюро обкома, особенно после общегородского собрания интеллигенции, где с докладом выступил Рогов, и главным образом после того, как Елена Синицына получила от облисполкома разрешение на применение препарата Рогова, Сухожилин заболел особой, вневирусной болезнью, как называл ее Пухов.

Нельзя было сказать, что Сухожилии теоретически был неграмотен. Нет! Он мог в любую минуту сказать, что написано, на какой странице и в какой главе у Маркса в «Капитале». Он наизусть приводил огромнейшие выдержки из трудов основоположников марксизма, когда читал в партшколе лекции по диалектическому материализму, и всем казалось — Сухожилин знаток. Но, несмотря на все это, он, однако, в основном отошел от марксизма, по-своему толкуя роль Советского государства, роль партии, видя в них создателей всех экономических законов, утверждая, что в Советском государстве нет экономических законов, независимых от воли человека, — само государство под руководством Коммунистической партии диктует законы, создает их. Именно на эту тему Сухожилии написал статью и опубликовал ее в московском журнале «Вопросы философии», причем редакция опубликовала статью без всяких примечаний и даже не в порядке обсуждения. Статья называлась: «Роль Советского государства в построении коммунизма». В ней красной нитью проходила мысль, что «от Советского государства, от его политики, от его хозяйственно-организаторской деятельности целиком зависит весь процесс социалистического расширенного воспроизводства». Дальше в статье утверждалось, что пятилетний хозяйственный план и есть экономический закон, созданный по воле партии, по воле Советского государства.