Сергей Сартаков - Горный ветер. Не отдавай королеву. Медленный гавот

— Вот она!

И долго не могла отвести от нее глаз.

Я сказал:

— Мне кажется, это другая. Та была поменьше.

Маша сказала:

— Костя, да как же другая! Это созвездие Козерога. Точно. А кажется она крупнее только потому, что здесь воздух чище, прозрачнее, чем в городе.

И Маша стала мне показывать разные созвездия на небе, словно она среди них уже летала сто раз и знает, как знаю я перекаты на Енисее от самого Красноярска и до Игарки.

— Как хорошо, что мы сюда приехали с вечера! — сказала Маша. — Какой здесь воздух! Свежесть. Тишина. — Прислушалась. — Костя, ты слышишь, что говорят сейчас там, на планете, похожей на нашу Землю, около этой звездочки?

— Слышу, — сказал я и тоже прислушался. — Кто-то там шепчет тихонько: «Я очень тебя… люблю».

Маша засмеялась:

— А я кроме этого, слышу еще: прилетай!

Она встала, подвинула свой камень так, что теперь мы могли сидеть рядом, тесно, плечом к плечу. Запустила свои прохладные пальцы мне в рукав рубашки.

— Костя, — спросила она, — а когда люди начинают стареть? Какие признаки этого?

— Нам далеко, — сказал я.

— А все-таки?

— Ну… морщины появятся, седина. У мужчины лысина. Этот, как его, ревматизм.

— Нет, — сказала Маша и снова взглядом потянулась вверх, — нет, не это. Человек начинает стареть тогда, когда он перестает слышать, что говорят там, на этих далеких звездах.

Я не знал, как на это ответить Маше, хотя я превосходно понимал, что она имеет в виду. Какие звезды и какую глухоту человеческую. Но сейчас я чувствовал удивительную силу у себя в руках.

— Маша! Поплывем на тот берег! Вода не очень холодная.

Она оглянулась на костер.

— Смешной! А как же Алеша?

— Возьмем. Я его к голове своей привяжу.

Я мог бы действительно поплыть через Енисей, взобраться на отвесный утес, под которым мы сидели, полететь к Машиной звездочке. Я слышал все, что там, на планете около нее, говорили!

Маша своими пальцами, теперь уже потеплевшими, забралась мне в рукав до самого локтя.

— Костя, нам надо жить как-то быстрее.

Мне вспомнилось, что эти слова Маша говорила и в день своего приезда из Москвы. И я тоже их понимал. И знал, что они означают. И душой готов был жить «быстрее». Машу эти мысли одолевали давно. Немного другими словами она их высказывала и раньше. «Быстрее…» Конечно, надо быстрее. Но как?

Маша начала тихонько, все так же глядя в манящую вышину неба:

— Костя, скоро люди полетят на Луну, на другие планеты. Почему они это не делали уже сто лет тому назад? Почему двести лет тому назад люди не ездили на поездах? Почему тысячу лет назад люди не печатали книги?

— Не умели. Не знали как.

— Да, не умели, не знали. Но у каждого времени был свой уровень развития науки, творческой мысли.

— И гении тоже. Это главное!

— Н-н-не главное, Костя. Самый величайший гений не осуществит, нет, не осуществит ничего, если решение его замыслов не подготовлено. Понимаешь? Не подготовлено всем современным ему уровнем науки и культуры.

— Ну, например? — спросил я.

Это у нас всегда. Маша любит начинать с общих определений, а я — сразу с прямых, видимых примеров. Люблю не алгебру, а арифметику. С картинками. Тем более когда смотришь на звезды.

— Пожалуйста, — сказала Маша. — Могу и примеры.

И стала говорить, что Иван Федоров не напечатал бы свои первые книги, если бы люди тогда еще не умели делать пергамент, краски, не знали, что такое пресс. Черепанов не построил бы свои первые паровозы, если бы люди все еще не умели делать листовое железо, пригодное для больших котлов, не знали уже, что по рельсам колеса катятся легче. Люди нашего времени обязательно уйдут в звездный полет. Циолковский уже доказал, на что способна ракета. И люди уже умеют выплавлять такую твердую сталь, которая не сгорает, молнией пробиваясь сквозь атмосферу Земли. И люди уже умеют удивительно быстро и точно вычислять орбиты и траектории тел, движущихся в космическом пространстве.

Мне подумалось, что, пожалуй, зря я даже сам для себя отвергаю алгебру: штука вообще-то очень дельная, без нее, на одной арифметике, теперь действительно никуда не уедешь. А Маша между тем говорила:

— Костя, чуть не триста лет тому назад астроном Галлей вычислил орбиту кометы, которую он сам наблюдал всего лишь один раз в жизни. И предсказал, когда она снова покажется в небе. Уже после его смерти. Галлей немного ошибся: она появилась с «опозданием» на год. Другие астрономы поправили расчеты Галлея, и комета в следующий раз «опоздала» только на три дня. Вот что знают уже о небе и что могут люди.