Исай Давыдов - Девушка моего друга

А сегодня, значит, тоже плакала. Чудно! Чего плакать? Я ведь живой!

Я знакомлю Валюшку с тетей Катей. Тетя Катя очень сухо здоровается, потом садится в углу, поджимает губы, смотрит на нас и молчит. И мы тоже с Валюшкой смотрим друг на друга и молчим. Почему-то при тете Кате не говорится.

Я все жду, что тетя Катя догадается, уйдет куда-нибудь. А она не уходит. Видно, не хочет. Чудачка.

Неужели она думает, что этим расстроит у нас что-нибудь? Право слово, чудачка! Ведь вот знаю, что она меня любит, вижу, что заботится обо мне, а такая злость сейчас на нее берет — просто слов нет!

Наконец, я не выдерживаю и говорю ей.

— Тетя Катя! Может, ты чайку нам сделаешь?

Тетя Катя молча поднимается, уходит на кухню и сердито гремит там чайником.

Валюшка сейчас же бросается ко мне, целует меня а губы, в лоб, в щеки, и я целую ее и говорю всякие ласковые слова. Но тут мы слышим, как из кухни тяжелыми шагами идет тетя Катя, и еле успеваем отодвинуться друг от друга. Когда тетя Катя входит, я снова лежу на подушке, а Валя ровно сидит на стуле.

— Поставила я чайник! — громко говорит тетя Катя.

Она опять садится в свой угол, складывает руки на коленях и молча смотрит на нас. Мы тоже молчим и Смотрим друг на друга. У Валюшки в глазах слезы. Хорошо еще, что она сидит к тете Кате спиной, и слез из угла не видно.

Чтобы выручить Валюшку, я начинаю рассказывать, как подвернул ногу, как допрыгал на одной ноге до мостовой и стал ждать такси. Хорошо, рядом дерево было, так я о него оперся, стою, как аист. В общем, рассказываю все по порядку. Надо же о чем-то говорить.

Пока я рассказываю, Валюшка приходит в себя, смахивает слезы и тоже начинает спокойно рассказывать про свои институтские дела, про то, что скоро зачеты, а надо еще студенческую научную конференцию провести, про то, что послезавтра майский вечер и она обещала девчонкам познакомить их со мной, а теперь вот ничего не выйдет, и вообще вечер этот ей теперь ни к чему.

— Зачем так? — говорю я. — Тебе все равно стоит пойти. Там же будет весело!

— Весело? — Она усмехается.

— Тебе было бы весело, если бы я лежала со сломанной ногой?

Я молчу. Пытаюсь представить себе это.

— Нечего мне там без тебя делать, — добавляет Валюшка. — Я с тобой посижу.

Я вижу, как за ее спиной, в углу, тетя Катя, не произнося ни слова, одобрительно кивает.

Потом тетя Катя идет на кухню посмотреть чайник, и мы снова торопливо целуемся и снова отшатываемся друг от друга, когда слышим в коридоре тяжелые шаги.

Тетя Катя молча накрывает на стол, достает свое лучшее, вишневое варенье, так же молча придвигает стол к моей кровати и коротко приглашает:

— Давайте пить!

И мы, обжигаясь, пьем горячий чай, и тетя Катя начинает неторопливо расспрашивать Валюшку о ее родителях и родственниках, хотя я ей уже говорил, что родители у Вали — сельские учителя, живут в глухой деревушке, далеко даже от районного центра, что в городе у Валюшки никаких родственников нет.

Затем тетя Катя начинает говорить сама, вспоминает, как я был маленьким, как озорничал. Она даже вытаскивает из шкафа старые фотографии и раскладывает их перед Валюшкой.

Я понимаю, что Валюшка ей понравилась.

А потом тетя Катя вдруг начинает собираться к своей подруге, к которой давно обещала зайти.

— Хорошо, что вы тут, — говорит она Вале. — Все ему одному не сидеть… Забыла я из-за него про все свои обещания…

Она надевает пальто и уходит.

Несколько минут после ее ухода мы сидим неподвижно, точно боимся, что тетя Катя что-нибудь забыла и вот-вот вернется. Но она не возвращается.

Я смотрю в Валюшкины глаза. Они ясные-ясные, счастливые-счастливые. И вовсе никакой в них нет грусти.

Ошибаются все, когда говорят, что они грустные.

Разве кто-нибудь понимает в Валюшкиных глазах больше, чем я?

Мы снова целуемся и до прихода тети Кати мало что говорим в этот вечер.

Когда лежишь целыми днями в постели, чего только не передумаешь! Читать в конце концов устаешь, радио слушать надоедает, и остается только, закрыв книгу и выключив радио, думать. Это не надоедает. От этого не устаешь.

Иногда я думаю о том, как мы с Валюшкой будем жить в своей комнате. Можно, кажется, просто поглупеть от того счастья, которое я себе представляю в эти минуты. Подумать только: пришел с работы, помылся, и до самого утра можно не расставаться! Можно без конца смотреть, как она ходит по комнате, занимается, шьет что-нибудь. Можно сколько хочешь целоваться и не оглядываться при этом по сторонам, не бояться, что вот-вот без стука откроется дверь и кто-то войдет. Можно даже, черт возьми, просто запереть дверь на крючок и не впускать к себе никого, если вдруг попадутся назойливые соседи.