Дмитрий Косырев: Продавец радости

Когда она бегает за мячами, есть время ее рассмотреть. Ничего. Лапы чуть толстоваты, как у щенка. Но есть что-то… Шмотки. Все ведь стараются не отстать друг от друга. Как в форме ходят. А у нее — нет, не похоже. Здесь все настоящее, оттуда— и без претензий, для того, чтобы носить, а не для того, чтобы гнаться за другими. Диагноз: папа или муж — там работали.

Не вижу лица: мешает козырек от кепочки. Рассмотрим. Что-то в целом интересное.

Хорошо, мамочки: море, тепло, теннис, девочки.

Ах, вам еще хочется играть на сок? Ладно, и вот мы уже пьем проигранный ею сок, а я себе говорю: Игорь, ты отдыхать сюда приехал, женщины тебя погубят.

И еще одно я давно усвоил: Игорь, лучше молчи. Не уверен — молчи. Улыбайся. Пусть она говорит. Что она и делает:

— Вам идет сухой закон, сок и утренняя зарядка. Мне с балкона видно. А от сока этого мы тут уже на ушах стоим. Мандарин и мандарин. Знакомые приезжают, конца им тут не видно, и с ходу: не угостить ли тебя соком? Стаканом бы в них кинула, но ведь могут не понять.

Пора вставить слово, загадочно улыбаюсь глазами:

— А чем же вас надо угощать?

— Как это чем? Холодным шампанским.

Стоп. Я знаю людей. Вот эта фраза о шампанском у девяносто девяти из ста — девятьсот девяносто девяти из тысячи! — прозвучала бы, как у обычной проститутки из фильма о временах нэпа. Так, как эта сказала, — надо уметь. Диагноз: девчонка из верхней десятки. Чистое золото. Как коньяк «КВ». Как гитарное соло Харрисона: он может сыграть четыре ноты, но вы почувствуете, что это Харрисон.

Лицо: никакой штукатурки, после корта по нему лишь чуть прошлись платочком. Другая бы горстями сыпала пудру… Складки у рта: рановато для ее лет. Из тех, видимо, которые пишут стихи, но никому не показывают. Такие отгораживаются от всех барьером: своя девчонка, своя, и вдруг полшага дальше — и мягко стукаешься лбом во что-то, и ни шагу.

Но штука в том, что я люблю ломать барьеры. Наверное, оттого, что надоело: эти аристократы духа хватают кассету в метро, суют, озираясь, деньги, потом с надрывом пять минут вежливо говорят. Да ладно, уходите, чего говорить… За что презираете? За то, что я, как бобик, кручусь и делаю человечеству добро? Ну давайте, давайте.

Встаю. Говорю девице: «Иду превращать сок

в шампанское. До новых встреч». Внутренний голос: Игорь, что ты творишь, ты отдыхать будешь или нет? Поздно. Иду к стойке. Бармен, молодой и красивый, заросший волосами, похож на звезду эстрады, тоскует: сухой закон в домах отдыха — любого бармена заставит затосковать. Бизнес идет мимо него в гремящих стеклом сумках, которые отдыхающие тащат в номера.

Что ж, будем знакомиться со страдальцем.

— Как доходы? — интересуюсь я после обмена приветствиями.

— Ну какой может быть доход? — взвывает бармен. — Еще и на соки вчера цены снизили! Повышать надо, а они понижают! Топчешься тут из-за паршивого мандаринового сока и пепси-колы, да? Больше ничего не дают, а? О чем думают, неизвестно…

Разговор течет в том же духе. Косо посматриваю на девицу, оставшуюся за столом. К ней подходят. Ее знают. И у нее совсем другое лицо, когда она говорит с ними. Ага.

А мы с барменом все болтаем. И вот мой ход.

Запускаю руку в висящую через плечо сумку. Не глядя вытаскиваю пригоршню кассет (из тех, что я заранее отобрал как отсев). Высыпаю на стойку.

— Попробуй, хочешь? — говорю. — А то ведь на всем побережье, небось, одно и то же.

На лице его рассвет. Он пальцами шевелит кассеты. Потом поднимает голову:

— Переписать даешь, да?

— Зачем? — говорю. — Совсем даю.

Я уже давно понял, что — первое — деньги покупают не все, щедрость и бескорыстие дороже денег; и второе — что нельзя просить, надо сделать так, чтобы предложили.

Вот так я обеспечил себя шампанским в безалкогольном баре. Заметьте, никакого насилия. Я лишь внес уточнение и подсказал детали:

— Ты не рискуй… Ей-богу, я же просто так — подумаешь, кассеты («о чем ты говоришь!» — вопит бармен). Ну, если только так: вот этот графин — он непрозрачный. В холодильнике лежит одна бутылка, в газете. Вроде бы твоя. Больше одной за вечер мне не надо. Не для себя, девушка тут есть, понимаешь… Что налито в графин — не видно, да и вообще, может, я с собой принес. И конечно, за мои деньги, чтобы не было вопросов, — говорю я напоследок («какие деньги, что ты», — возмущается он). Жму ему руку и отхожу. Точка. За спиной он осторожно вставляет в аппарат мою кассету.

— Превратили сок в шампанское? — интересуется девчонка.