Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

Они сидели чуть наискосок друг от друга, их разделял широкий стол, но Марку казалось, что сидит он с парторгом рядом, и ему было приятно чувствовать его безмолвное участие. «Человек!» — подумал Марк и улыбнулся, вспомнив Степана Ваненгу и Саню Кердыша…

Беседин пил, но почти не пьянел. Ему хотелось беспечно болтать и смеяться, как это делали сейчас все, включая и Смайдова, однако он не мог избавиться от какогото тягостного чувства. Илью раздражал звонкий смех Кости Байкина и очень уж самодовольная, на его взгляд, физиономия капитана (хотя капитан время от времени вытаскивал из кармана платок и вытирал им влажный лоб: у него, наверное, опять поднялась температура), и даже шутливый тон кока («Будьте Робин Гудами: пейте за пятерых, ешьте за десятерых!»). «Какого черта кривляется! — думалось Беседину. — Шут гороховый!»

Отыскав глазами Марка, Илья долго смотрел на него. Марк теперь сидел чуть поодаль от стола, у иллюминатора, курил и, прислушиваясь к общему шуму, едва заметно улыбался. От Ильи не ускользнула натянутость этой улыбки. Казалось, Марк просто не хочет быть невежливым, но ему совсем не весело и думает он о чем-то своем, отнюдь не радостном.

Беседин не заметил, как возле него оказался Харитон, держа в руках полную рюмку. Пьяно всхлипнув, он тянулся рюмкой к бригадиру:

— Выпьем, Илья Семенович. Мы с тобой — герои наших дней. Мы с тобой теперь братья, правильно я говорю? Вместе погибали… И мне каюк бы, если б не ты. Помнить буду по гроб, Илья Семенович, брат мой. Выпьем за братство, а?

Илья молча чокнулся, выпил и встал. Харитон ткнулся головой ему в плечо, расставив руки:

— Дай я обниму тебя, брат.

— Потом. — Беседин поморщился, бесцеремонно отстранил Харитона, с минуту постоял и неожиданно — неожиданно даже для самого себя — шагнул к Марку. — Можно? — спросил он, глазами указывая на стул, стоящий рядом.

Марк кивнул:

— Садись, бригадир… Курить будешь?

— Давай.

Илья сел, закурил.

— Рад, что завтра летим домой?

Марк ответил не сразу. Он и сам не знал, рад или же ему все равно. Домой человек стремится, когда его там ждут. А кто ждет Марка? Он вспомнил, как однажды — это было года три назад — его направили в командировку. Уже через неделю он так затосковал, что был готов послать все к черту и лететь обратно, если бы не срочная и важная работа. Марк не мог ее бросить. Зато когда кончился срок командировки, он не стал даже ждать бухгалтера, а лишь написал записку, чтобы ему перевели заработанные деньги по почте, и помчался на аэродром. Ему была дорога каждая минута: ведь его ждали, ждала Марина!

— Чего ж ты молчишь? — спросил Беседин.

— Видишь ли, Илья Семеныч, здесь, конечно работать тяжелее, но… — Марк улыбнулся, и Беседин опять в его глазах увидел грусть, которой Талалин не мог скрыть. — Я уже успел привыкнуть… Морозы, пурга, бураны…

— Этого добра и у нас хватает, — заметил Беседин. — Подольше поживешь — осточертеет.

— Может быть, — сказал Марк.

— Такое только тундрякам не надоедает, — продолжалм Беседин. — Степку Ваненгу и медом не корми, лишь бы ветер с тундры.

Марк пожал плечами, хотел что-то возразить, но промолчал. Только как-то холодно усмехнулся и даже не взглянул на Илью.

Это сразу обидело Беседина. И, словно эта обида дала новый толчок его мыслям, Илья вдруг подумал, что теперь-то наконец понял, откуда у него то тягостное чувство, которое все время не дает ему покоя. Оно связано с Марком… Харитон сказал: «Каюк бы мне, если бы не ты». Илья был уверен, что Марк говорит самому себе, мысленно обращаясь к нему, Беседину: «Каюк бы тебе, если бы не я…» И, конечно, посмеивается, поглядите, дескать, на нашего бригадира, который так любит говорить о силе клондайкских героев! Сам-то оказался простым зайчишкой: «Спасите, братцы, погибаю…»

— Ч-черт! — Илья, забывшись, стукнул кулаком по колену. — Надо же!..

Марк удивленно взглянул на него, спросил:

— Что случилось, Илья Семеныч?

Беседин швырнул в урну папиросу, зло ответил:

— Ничего. Зуб дергает, застудил, видно. Ты, Талалин, небось всю жизнь будешь вспоминать ту ночь, а? Подвиг все-таки — человека спасти! Прилетим домой, сам к газетчикам пойду, попрошу: напишите о подвиге Марка Талалина. Он, рискуя жизнью, бросился на помощь двум замерзающим товарищам. И чтоб портрет твой — на всю полосу… Страна должна знать своих героев!.. Здорово будет, а, Талалин?

— Здорово, — сказал Марк. — Только попроси, чтоб над моей головой художники нимб нарисовали. Светящийся. Картину «Христос спасает рыбаков» видал? Чтоб было похоже…