Пётр Лебеденко - Льды уходят в океан

Марк осторожно снял ее руки, сказал:

— Я хочу во всем разобраться. До конца. И ты мне все должна объяснить. Все, ничего не скрывая.

— Но это не так просто, Марк… Раньше я, признаюсь, осуждала тех девушек, которые «день с ним, ночь с ним — и по разным домам…». Что-то казалось мне в поведении таких девушек нечистым. Понимаешь, таких!

Людмила дважды подчеркнула слово «таких».

«Она и себя презирает», — с отчаянием подумал Марк.

А она думала: «Боже, неужели Марк ничего не понимает? Увидел бы он, какие взгляды бросает на меня Марина! Сочувствие ее — словно отрава: и выпил бы, да уж очень горько».

Марина… Если бы только одна Марина… Людмила вспомнила, как несколько дней назад она совсем случайно услышала разговор, который словно все перевернул в ней, и она долго не могла избавиться от ощущения, что ее ктото отхлестал по щекам.

…У них в это время был перерыв. Они вышли из трюма сейнера на палубу и расположились за надстройкой завтракать. У Людмилы с утра побаливала голова, есть не хотелось, и она, через силу проглотив стакан молока и полбулочки, сказала:

— Вы продолжайте, девчонки, а я пройдусь по берегу.

Обойдя надстройку, она уже направилась было к трапу, но, заглянув в рубку, обнаружила там книжку, которую видела у Ларисы Беляевой. «Что это она читает?» — подумала Людмила и, присев на скамейку, развернула книгу. Вальтер Скотт, «Эдинбургская темница»…

Она начала перелистывать страницы и незаметно для себя зачиталась. Вернул ее к действительности голос Зои Плетневой — счетовода доков.

— Да, девочки, — говорила она, — бабья любовь такая… Вот и ваша королева-недотрога развенчалась и ничегошеньки от того, что она проповедовала о чести там разной и тому подобное, не осталось. Винить, конечно, ее нельзя, но…

— Ты, собственно, зачем сюда пришла? — оборвала ее Лариса Беляева. — По делу или посплетничать?

— А какая тут сплетня! — сказала Плетнева. — Будто сами ничего не видите… Да вы не думайте, девочки, что я это со злом говорю, боже упаси. Мне жалко ее, честное слово, жалко! С кем из нас такое случиться не может? Все мы одним миром мазаны…

— Ты-то особым «миром» мазана, — сказала Лариса. — К морячкам льнешь, как муха к меду. Каждую неделю меняешь… Зачем пожаловала, спрашиваю?

— А ты не кричи на меня! — вспыхнула Плетнева. — Подумаешь, адвокатша!

— Слушай ты, конторская крыса! — сказала Инна Ляшко. Сказала таким тоном, что Людмила подумала: «Она может ее ударить». — Ты понимаешь, что такие, как ты, Людкиного и ногтя не стоят? Понимаешь или нет? Гадина паршивая! Если ты еще где-нибудь болтнешь такое о Людке…

…Сейчас Людмила вспомнила этот разговор, хотела рассказать Марку. И не рассказала. Не нашла в себе сил для этого…

Но Марк и без того давно все понял.

— Людка! — говорил он, подхватив ее на руки. — Людка, как же я раньше не думал об этом! Как я мог вот так…

— Отпусти меня, медведь, — попросила Людмила. — Сумасшедший. Хочешь поломать мои кости? Отпусти, слышишь?

— Не отпущу. Тебе не больно. Тебе хорошо, я это чувствую. Хорошо, правда?

— Правда.

Разве с ним бывает нехорошо? И разве можно привыкнуть к этому необыкновенному чувству, когда ты забываешь обо всем на свете и тебе ничего не надо, лишь бы ощущать силу вот этих рук, горячих и беспокойных, видеть близко вот эти глаза, тоже горячие и беспокойные… «Такая уж наша бабья доля: влюбишься — и конец!»

Марк остановился, потом подошел к креслу и опустил на него Людмилу. Что он надумал сейчас? Может, вытащит из кос заколки, разбросает ее волосы и станет перебирать их, все время спрашивая: «Тебе не больно?»

А еще он очень любил приказать ей закрыть глаза, сам тоже закрывал и требовал, чтобы она поцеловала его в губы. Они обязательно сталкивались носами, и Марк хохотал так, будто все это было невесть как смешно.

— Знаешь, что я надумал? — спросил Марк.

— Не знаю.

— А ты подумай. Попробуй отгадать.

— Хорошо. Попробую. Ты сейчас принесешь «малаги» и маленький торт. Мы придвинем к креслу стол и начнем пировать.

— Фыо! — свистнул Марк. — Совсем не то. Хотя… Это вторая половина программы. А первая?

— Не тяни, Марк. Давай выкладывай, что ты надумал.

— Одевайся. Мы идем.

— Далеко?

— Очень.

— Куда же?

— Очень далеко, — повторил Марк. — Совсем в другую жизнь.

Людмила засмеялась:

— В сказку?

— Сказки оставим для детей. «Жил-был старик, жилабыла старуха…» На чертей нам это нужно? Мы с тобой не скоро состаримся… Да одевайся же поживее, не на похороны собираемся! Где твой паспорт?