Антон стоял и волновался: в том, что его родной завод вступал в иную жизнь, была немалая доля и его, Антонова, труда.
В институте, слушая курс технологии кораблестроения, Антон все, что слышал, непременно переносил мысленно на свой завод. Он вспоминал отца с инеем на косматых бровях, Александра Александровича, который проклинал ветер; вспоминал себя, своих друзей на этом ветру, в эти морозы. Почему, думал он, корабль должен год, а то и год с лишним простаивать на стапеле? Почему на их заводе чуть ли не каждый лист обшивки, каждый угольник и швеллер ставятся на место только на стапеле, а если и собираются предварительно в секции, то в какие секции? В небольшие, незначительные — флоры, бракеты, шпангоуты, бимсы. На передовые заводы пришла новая технология, а на их заводе всё держат и держат корабль месяцами на стапеле, на суше, не пускают в море.
И когда настало время распределения тем дипломных проектов, Антон взял себе давно им выбранную тему — проект реконструкции завода на Ладе. Он включил в этот проект все судостроительные новшества — и уже апробированные практикой, и едва наметившиеся в научно–исследовательских институтах. Антон работал над своим проектом с таким жаром и вдохновением, с таким трудолюбием, с таким упорством, что его работу оценили на «отлично» и даже с особым примечанием, в котором говорилось: может стать основой для последующей защиты диссертации на степень кандидата технических наук. Антона взяли работать в научно–исследовательский институт, и когда министерство поручило институту подготовить для правительства материалы о возможностях реконструкции завода на Ладе, профессор Белов сказал: «Антон Ильич, мне думается, ваш дипломный проект нам пригодится. Вытаскивайте–ка его на свет божий!»
Торжественно трубили трубы оркестра. В их голосе Антон, с волнением следя за плывущей в воздухе махиной, слышал: «Дело, для которого ты сюда приехал, сделано. Можно и уезжать». Не можно, а должно. Министр сказал вчера, что его, Антона Журбина, ждет командировка на Балтику, где еще один старый завод надо сделать молодым. Большой поток начинается во всем судостроении отечества. Антон поедет, с радостью поедет, куда угодно — и на Балтику, и на теплое Черное море, и на Дальний Восток, и на холодный Север. Он ощутил силу новой техники, а когда ощутишь эту силу, хочется удваивать ее, утраивать, потому что видишь — предела ей нет, она стремительно ведет, увлекает тебя, распахивает перед тобой двери в мир, о котором мечтали, который научно предсказывали два гениальных человека, еще сто лет назад первыми увидевшие призрак будущего, которое неизбежно встанет над Европой. Они подняли знамя борьбы за этот мир. Знамя подхватил третий гениальный человек, поднял его еще выше, над всей землей. Вот оно медленно и величаво разворачивает свои тяжелые шелковые складки по ветру на флагштоке над стапельным краном. Треть века назад оно стало знаменем победы. Нам идти под ним долгие–долгие века, но уже сегодня хочется знать, видеть — как будет там, в веках? Хочется приблизить это время. Во имя этого мы создаем невиданную технику. Насколько шире с этой техникой станет шаг завода! В большом потоке за два, за четыре года завод проделает куда больший путь, чем тот, который пройден за семьдесят пять лет. Стоило жить для этого, стоило учиться и работать.
Большой поток пошел, и в тот же день многие на заводе поняли, что в их жизни совершаются крутые изменения. Пусть неплохо они работали, пусть даже хорошо, но уже и «хорошо» не годится, надо «отлично». Илья Матвеевич, когда на подготовленные кильблоки опускалась первая секция нового корабля, думал о том, что за ней точно в срок, час в час, минута в минуту, придет вторая, что ходить по стапелю да рассуждать, как бывало, нельзя, что проволочки, подобные той, какая случилась у них с Александром Александровичем по поводу дополнительной обшивки, совершенно недопустимы. Прежде корабль мог простоять на стапеле лишних два–три месяца, а цехи всё равно работали с полной нагрузкой — готовили материалы, оборудование и механизмы для следующих кораблей. Теперь застрять со сборкой на стапеле — значит остановить большой поток — главную заводскую артерию. Саня, Саня! Не прав ли ты, старый друг? Не сойдет ли и он, Илья Матвеевич, с круга? Сможет ли расстаться с привычками практика–умельца, сумеет ли приобрести другие навыки взамен старых, навыки не выбиваться из общего ритма?
День прошел быстро. Журбины собрались дома к обеду. Агафья Карповна положила в суп молодых стручков фасоли, но фасоль никто из тарелок не выбрасывал, — ее не замечали, так были заняты знаменательным событием.
Читать дальше