Владимир Коренев: Амгунь — река светлая

Досыта наплясавшись, подошел к своей жене Мальцев, обнял за плечи. Она улыбнулась ему, припала к его груди, но Сашке не стоялось на месте.

— Эй, Фомичи, чего не пляшете? Скисли что-то. Мерек напугал?

— Какой еще Мерек?

— Мерекский перевал. Дорога по прижиму амгунскому идет. С ладонь шириной.

— Нашел чем пугать, — буркнул Фомичев, видя, как дернулись, поползли вниз уголки губ Сашкиной жены. Выругался про себя: героя корчит перед бабами.

И Фомичев отвернулся от Мальцева. Отвернулся, чтобы душу свою не травить… Попался на глаза начальник колонны Клюев. Стоит среди танцующих и женушку свою обнимает, нашептывает что-то ей на ухо. Улыбаются. Она заботливо поправляет воротничок его тонкой белой рубашки, которую он надел под негнущуюся новенькую робу. На робе поблескивает новенький, будто только что с Монетного двора доставленный, комсомольский значок. Вот люди! Будто на парад собрались, а не в дорогу! Но дорога-то возьмет свое! «Возьмет, — подумал Фомичев. — В один миг праздничную чешую соскоблит, стрелки наглаженные изомнет». Подумал — и сам удивился желчности своих мыслей: «Чего это я?» Вздохнул Фомичев придавленно, занять бы себя чем…

— Мне бы машину глянуть, вдруг что не так… — сказал он жене.

Она махнула рукой:

— Иди.

Он задрал капот, лег на теплый, покрытый серебристой краской дизель и копался в нем до тех пор, пока не услышал команду: «По машинам!»

Фомичев подбросил на руках дочь, поцеловал ее в голову, в самую маковку, обнял жену. Поцеловал.

— Не вздумай, — бледнея, сказала она, когда Костя ступил уже на подножку. Не выдержала — поставила свою точку под вчерашним разговором.

Он ничего не ответил ей, уселся за баранку, и колонна тронулась в далекий и нелегкий путь.

Уже на ходу к Фомичеву в кабину вспрыгнул бригадир монтажников Шалабин, хлопнул руками по сухим коленям.

— Попылили! Наддай, Костя! Наддай! В этом деле шик нужен! Чтоб видели, кто едет.

— Эка невидаль! — пробурчал Фомичев. — Мало ли мы вот так-то… Сиди смирно — вывалишься!

Шалабин сорвал с головы каску, по пояс высунулся из окна и, махая кому-то руками, крикнул:

— Люська! Не беги, Люська!

В боковое зеркальце Фомичев увидел жену Шалабина — бежит вдоль дороги за колонной, простоволосая.

Фомичев наддал газу, глянул в зеркальце — не видно Люськи, отстала.

— Не боишься? — спросил он Шалабина.

— Чего?

— Люську одну оставлять. Шустрая она баба…

Шалабин улыбнулся, откидываясь на спинку сиденья:

— Мы сына ждем. Шалабина-младшего.

— Затянули вы что-то с ним.

— У ней не ладится что-то… по женской части.

— А-а. А так посмотреть, баба здоровая. Ничего, наладится.

— Куда денется.

Попыхивая сигаретой, Шалабин спросил, насмешливо сощурив глаза:

— А ты что, за свою испугался? Раньше не замечал…

Соблюдая интервал, за КрАЗом Фомичева вытянулась разукрашенная флагами колонна. Где-то там билась песня. Парни не жалели голосов.

— Тормозни-ка, — попросил Шалабин и, выпрыгивая из кабины, добавил, как бы извиняясь. — Душно у тебя. Поеду в кузове с ребятами.

И Фомичев остался один. Несмотря на поднятые лобовые стекла, в кабине было жарко, он истекал потом.

Иногда на поворотах он схватывал в зеркальце машину. В кузове ребята держатся друг за дружку, волосы растрепаны встречным ветром, все им нипочем. И позавидовал им Фомичев, как никогда еще никому не завидовал.

К вечеру колонна уже пылила глухой проселочной дорогой, тянущейся вдоль тайги. Подохрипшие монтажники все еще орали песни, скучившись в кузовах. Но кое-кто, намаявшись, сник, и потому начальник колонны Клюев распорядился о привале. Ребята, прихватив спальники, устраивались на ночевку кто где. Фомичев расположился под ближайшей березой, расстелив свой спальник на траве. Думал, что ночь будет коротать в одиночестве, но неожиданно пришел начальник колонны Клюев и лег рядом с ним. Клюев молод еще, два года как институт окончил. Деловой, башковитый, на Амуре успел показать себя, потому и послали его с первой колонной на БАМ.

— Не возражаешь? — спросил он.

— Вдвоем веселее, — отозвался Фомичев.

Они долго молча глядели на звездное небо, вдыхали настоянный на лесных травах и хвое воздух.

— Звезды здесь какие низкие — рукой достать.

— Под такими звездами только с девушками гулять, — грустно улыбнулся Фомичев и, задумавшись, посмотрел на, россыпь звезд.

Клюеву не молчалось.

— Сколько народу сейчас вот так, в пути. Едут на великую стройку. Размах небывалый… Я возвращался из отпуска, так на каждой станции составы. Техники я еще столько не видел, а людей — будто началось великое переселение… Кажется, весь Союз двинулся… Не терпится до места добраться!..