Николай Шундик - Быстроногий олень. Книга 2

— Чего ж ты мои слова повторяешь, которые я тебе утром сказал! — воскликнул пораженный Лиса.

— Ну? А разве ты, а не я тебе говорил об этом? — переспросил Иляй. В президиуме и в зале снова засмеялись.

— Ну все равно! Кто сказал, тот и сказал! — повысил голос Иляй, расходясь не на шутку. — Вот сейчас же давайте, янрайцы, план такой наметим: питомник собак в этом году построить надо? Надо. Мастерскую пошивочную надо? Надо. Яранги сжечь совсем и построить новые дома надо? Надо. И машина ветряная нам тоже сильно нужна.

— Стадо племенных оленей забыл! — крикнул кто-то из янрайцев.

— А о косторезной мастерской почему забыл?

Янрайцы зашумели.

— Ну если даже Иляй заговорил такими словами, значит победа у нас большая, — сказал секретарь райкома, обращаясь к президиуму. — Только не зазнаваться, не зазнаваться, друзья!

— Ну как, голова у тебя не кружится, как у нерпы, которая в водоворот попала? — шутливо спросил Омкар, прикладывая руку ко лбу Гэмаля.

— А сердце у тебя не бьется, как у зайца, бегущего от погони? — сверкнув белозубой улыбкой, ответил Гэмаль.

Солнцева готовилась к новому учебному году. Комсомольцы поселка помогали ей ремонтировать школу. Был среди них и Журба. Оленеводы вышли на летние пастбища к морю, а вместе с ними и инструктор райисполкома. В лыжном костюме, изрядно перепачканном глиной, краской, известью, Оля командовала своей армией, часто сама брала в руки ножовку или молоток, пилила доски, заколачивала гвозди сильными, меткими ударами. Чаще всего она подходила к Журбе, который, обрядившись в фартук из мешка, перекладывал печь.

— Ну как, скоро мы затопим? — Оля кивнула головой на печь.

— Думаю, к вечеру, — ответил Владимир и, улучив момент, неожиданно мазнул перепачканным в глине пальцем по кончику носа Солнцевой. Послышался дружный смех комсомольцев и учеников. Оля осторожно вытерла нос кончиком косынки и с прежней серьезностью спросила, по своей привычке прищурившись, как бы прицеливаясь:

— Интересно, куда в твоей печке будет тянуть дым: в трубу или в печную дверку?

Владимир с наигранным видом оскорбленного человека отвернулся в сторону, комичным жестом подоткнул фартук и, присев, заглянул в печную дверку «А вдруг в самом деле дым пойдет не туда, куда ему следует? — с тревогой подумал он. — Правда, в моей практике печника это уже третья печка, но…»

Оля присела на корточки рядом с Владимиром, слегка толкнула его плечом и участливо спросила:

— Волнуешься? Ничего, не волнуйся. Я надеюсь, что дым пойдет все же в трубу.

— Заставлю пойти! — нахмурился Журба и потрогал руками раму печной дверки — крепко ли вделана?

Солнцева поднялась на чердак, проверить, как идет ремонт крыши, Журба снова принялся за свою печку.

Вместе с комсомольцами в школе работала и Тимлю. Прислушиваясь к смеху и шуткам товарищей, она часто улыбалась, но иногда и тревожно поглядывала в сторону яранги Эчилина.

В класс вошел веселый и чем-то очень довольный Айгинто.

— С Олей недавно разговаривал, — шепнул он Тимлю, — сильно меня ругает за то, что не женюсь на тебе.

Тимлю смутилась, опустила глаза книзу, Айгинто жадно следил за ее лицом: «Ну что, что там у тебя на душе? Разве не видишь, как люблю тебя, как жду я, когда ты мне об этом же хотя бы глазами скажешь?» Но, кроме смущения и тяготившей ее неловкости, ничего другого на лице Тимлю не было. Сердце Айгинто упало. Где-то глубоко заговорила его мужская гордость. «Ну и пусть! Что, только одна Тимлю на свете? Встречу другую девушку», — твердил он себе, а сам с прежним напряжением ждал, что вот пройдет время и Тимлю одним взглядом, жестом успокоит его, подаст надежду, что его любовь не останется без ответа. А Тимлю как-то замкнулась в себе, даже помрачнела. Она не чувствовала ничего плохого к Айгинто, скорее даже наоборот — она была благодарна ему за то, что он больше всех других в поселке пытался вырвать ее из цепких лап отчима. Но она знала, что любви к нему у нее нет. Девушка мучалась, порой пыталась настроить себя так, чтобы посмотреть на Айгинто другими глазами, но у нее ничего не получалось.

И вот сейчас, когда Айгинто отошел в сторону, она облегченно вздохнула и принялась за свою работу. На лице ее снова появилась бездумная улыбка, ей казалось, что она вот так всю жизнь работала бы с этими веселыми парнями и девушками.

И вдруг позади себя Тимлю услыхала возглас Эчилина.

— Кажется, ты мне сказала, что идешь в старухе Уруут помогать выделывать шкуры, — тихо проговорил Эчилин, не отрывая своего холодного, режущего взгляда от падчерицы. Тимлю молчала.