Пётр Губанов - Пробуждение

Консул Кикучи был маленького роста, с сытым, лоснящимся лицом, на котором заметно выделялись черные, по-кошачьи растопыренные усы. Круглый и толстенький живот, который плотно облегал фрак, делал его несколько похожим на пингвина. Он давно и почти безвыездно жил в России, занимая консульскую должность то во Владивостоке, то в Хабаровске. Кикучи говорил по-русски правильно, почти без акцента, лишь делая слегка ударение на последнем слоге. Переводчик ему не требовался. Председатель Владивостокского Совета и японский консул оказались один на один в просторном кабинете, выходящем зеркальными окнами на Светланскую улицу. Оба какое-то время молчали: каждый выжидал, когда другой начнет первым.

— Изволите ли, господин консул, поддерживать знакомство с управляющим «Русско-Азиатским» банком Поповым и биржевиком Джабелло? — первым нарушил молчание Суханов.

— Да, господин Сухано-сан, эти названные вами два почтенных гражданина вашего города изволили недавно посетить меня в этом скромном моем убежище, — после непродолжительной паузы отвечал Кикучи. Консул знал, что председателю Совета все уже известно о передаче пятнадцати миллионов, рублей в его консульство, и не счел нужным хитрить и изворачиваться.

— Какова была цель визита у этих почтенных граждан, как вы изволили выразиться? — Суханов с трудом себя сдерживал, хотя отлично понимал, что в иностранном консульстве следует быть изысканно-вежливым и не подать даже виду, что все внутри клокочет от возмущения. Но ведь рабочие судоремонтного завода, железнодорожных мастерских и макаронной фабрики без жалованья остались! А у каждого из них семья!

— Такое неустойчивое положение сложилось в русском Приморье, — издалека начал Кикучи. — Начались грабежи в городе. Управление «Русско-Азиатского» банка, посоветовавшись с членами биржевого комитета, приняло решение весь денежный запас передать на сохранение в наше императорское консульство.

— Эти деньги в сумме пятнадцати миллионов золотых рублей вам следует вернуть по принадлежности, господин консул, — негромко, но внятно произнес Суханов.

— Ка-ак! К-кому?! — опешил Кикучи.

— Владивостокскому Совету, представляющему собой единственную исполнительную власть на всем русском Приморье.

— А земская управа?

— Но вы же сами сумели убедиться в смехотворности этого оставшегося от старого режима и изжившего себя учреждения, — пояснил Суханов.

— Но правительство микадо не признало Советской власти в России! — пытался еще упрямиться Кикучи.

— Через два дня перед судом Революционного трибунала предстанут все управители «Русско-Азиатского» банка и члены биржевого комитета, принимавшие участие в присвоении народных денег! — объявил консулу председатель Совета. — И вам, господин Кикучи, тоже придется явиться в зал заседаний суда. Дело будет слушаться в Народном доме.

— А я какое к вашим делам имею отношение? — всплеснул короткими ручонками японский консул.

— Вы будете вызваны в трибунал в качестве свидетеля.

— Но как примет это наше правительство? И что подумает обо мне наш божественный микадо?

— Это их частное дело! — отрубил Суханов.

— А если мы сегодня же вернем эти деньги Владивостокскому Совету? — растерянно проговорил Кикучи.

— Если вернете, то вызывать вас в суд не станем, — ответил председатель Совета. — Так что решайте. И как можно быстрее.

— Я уже принял решение. Сегодня мы возвращаем вам ваши пятнадцать миллионов. Присылайте ваших банковских чиновников.

— С ними вместе будет находиться комиссар из исполкома Совета, — сказал Суханов и учтиво поклонился японскому консулу, дав понять, что задерживаться более не намерен.

Рано утром военный транспорт «Магнит» поднял якорь, снялся со швартовых и взял курс на выход из Золотого Рога.

В Японском море было спокойно, как бывает иногда в начале лета. И лишь плотные завесы молочно-белого тумана, которые приносило ветром откуда-то со стороны холодного течения Куросио, мешали благополучно начавшемуся плаванию. Не раз на транспорт наваливался такой плотный туман, что приходилось стопорить ход и ложиться в дрейф.

На ходовом мостике посменную вахту исправно несли штурман Дудников, заступавший обычно утром на вахту, сам командир, Николай Павлович Авилов и Соловьев.

В кают-компании им редко удавалось сойтись всем вместе. Но если такое случалось, то разговоры велись чисто деловые, служебные, касавшиеся плавания, очень сдержанные и лаконичные.