Пётр Губанов - Пробуждение

— Я думаю, Яхонтова, — сказал Корнев.

— Прекрасно, — одобрил выбор старшего офицера Остен-Сакен.

Кряжистый, невысокого роста, полысевший на службе машинный унтер-офицер Крылов показался Яхонтову старше своих двадцати восьми лет. Он с явным недружелюбием смотрел из-под колючих бровей на офицеров. После случившейся аварии его поставили «под ружье» с полной выкладкой. У него ныли ноги, спина и шея.

— Были ли приняты все необходимые меры, чтобы аварии не случилось? — допрашивал его Соловьев.

— Да, мною были приняты все необходимые меры, чтобы машина исправно работала, — помедлив, ответил Крылов. — Я провел осмотр цилиндра согласно инструкции перед самым выходом в море.

— Одни это делали, либо еще кто, кроме вас, участвовал в осмотре предохранительного клапана?

— Лично проверял. Это мое заведование.

— Заметили вы что-нибудь при осмотре? Ну, скажем, трещинку или еще что? — пытался уточнить Соловьев детали осмотра.

— Нет, все было в исправности.

— А какого-либо сдвига клапана не обнаружили при этом? — вмешался инженер-механик.

— Нет, не обнаружил.

В первый момент Крылов показался Яхонтову человеком весьма средних способностей, и было даже удивительно, каким образом он добился унтер-офицерского звания. Но, присмотревшись к машинному унтер-офицеру, прапорщик изменил свое первоначальное мнение. На поверку Крылов выходил человеком ясного ума и завидной стойкости. Ничего предосудительного невозможно было извлечь из его лаконичных и точных ответов. И несмотря на это, Яхонтов смутно чувствовал, что за всем этим упорством кроется нечто большее и значительное, чем стало известно дознавателям.

— Как же все это случилось, Крылов? — как бы подытоживая, спросил инженер-механик.

— Давление в цилиндре поднялось выше нормы, предохранительный клапан достаточно поизносился и, естественно, лопнул. В цилиндр попала вода, и — случилась поломка.

— Как просто — «поломка», — осклабился Соловьев.

— Так было, — угрюмо произнес Крылов.

— А кто-либо из посторонних не подходил к машине? — продолжал Соловьев.

— Нет, не подходил.

— Таким образом, никакого злоумыслия не предполагаете?

— Не предполагаю.

Последним вызвали в караульное помещение командира второй машинной роты прапорщика по адмиралтейству Сурина. В его ведении находилась машина, на которой лопнула крышка цилиндра высокого давления. Машинный прапорщик предстал перед дознавателями в рабочем кителе с пятнами масла на рукавах. По всему было видно, что явился он прямо с вахты, не успев даже забежать в каюту, чтобы переодеться.

Яхонтов немного знал Сурина еще в то время, когда были студентами Восточного института, и позже, когда учились в Гардемаринских классах. На крейсере «Печенга» они служили оба всего две недели. Занятые подготовкой к океанскому плаванию, прапорщики редко сходились вдвоем, чтоб поговорить.

— Вы не допускаете мысли, господин прапорщик, что за всем этим кроется преднамеренное злоумыслие? — Соловьев сделал ударение на двух последних словах.

— Нет, не допускаю, господин лейтенант, — ответил Сурин.

Вежливая отчужденность и скромное достоинство прозвучали в словах машинного прапорщика.

— Чем вы можете объяснить, что случилась авария и отряд особого назначения наполовину снизил скорость хода? — продолжал Соловьев.

— Виной всему спешка. Мы слишком торопились покинуть Золотой Рог. Ремонт механизмов в судоремонтных мастерских произвели некачественно. Машины, как полагается по техническим условиям, не были опробованы на ходовых испытаниях.

— Война не дает передышки, к сожалению, — перебил прапорщика Соловьев. — Нас ждут на Мурмане.

Инженер-механик Вурстер молчал. И трудно было понять, разделяет ли он мнение младшего механика или иные соображения заставляют его своим молчанием дать возможность прапорщику защитить себя.

Из дальнейшего хода дознания стало видно, что все объяснения по поводу случившейся аварии у Сурина и подвергнутых допросу нижних чинов в целом сходились. Прапорщик приводил убедительные доводы в защиту своих подчиненных и всячески старался убедить дознавателей, что матросы невиновны.

Яхонтов увидел совсем с иной, неизвестной ему стороны знакомого студента и гардемарина. И странной показалась сама мысль, что Сурин во всем заодно с теми, кто стоит в пятидесятиградусную жару на вахте возле работающих турбин, пьет из того же медного чайника теплую подкисленную воду и живет с ними одними заботами.