Пётр Губанов - Пробуждение

— Помню все. Только хорошего ничего я не жду.

Объяснять ему было бесполезно.

Я же знал, что надо делать, когда октябрьским туманным утром завыли на судах сирены. Теперь ни за что я не желал быть в стороне. Сойдя с «Камчадала» на берег, я направился в Народный дом. Там находился Революционный штаб. В городе шел бой. Отряды матросов, солдат и рабочих атаковали порт и штаб крепости.

Первый, кого я встретил в Народном доме, был тесть Андрея Алсуфьева. Я обратился к нему, чтобы мне дали винтовку. От него же принял под начало вооруженный красногвардейский отряд.

К полудню стрельба в городе стихла. Стали прибывать группами и в одиночку красногвардейцы. Привел обратно поредевший в бою отряд Андрей Ильич Алсуфьев. Молча, шатаясь, не замечая меня, прошел он мимо. Устало сел на нижнюю ступеньку лестницы. Уронив перевязанную марлей голову, он брал с земли рыхлый снег и с жадной торопливостью глотал его. На белой марлевой повязке ярко алело пятно крови.

— Ну как, Андрей? — громко спросил я, подойдя к нему.

— Расколотили в пух и прах, — поднял голову Алсуфьев. — Держались долго крестники, гвардейцы и офицеры. И как не бывало вековой распри между сухопутными и моряками. Побросали корабли доблестные офицеры царского флота, ушли к пехотинцам. Дрались отчаянно. Некоторые стрелялись. Сослуживец наш — ты помнишь — граф Нирод сдался живым. Не человек — слизняк. В ногах валялся. Пустили в расход матросы…

Весь город находился в руках восставшего народа. И только тяжелая Селивановская батарея держалась. Там засели офицеры из военного порта и штаба крепости. Туда же бежали остатки уцелевшей жандармерии. Батарея могла в любую минуту открыть смертоносный огонь по восставшему городу.

Атаковать Селивановскую батарею ревком поручил мне. Чувствуя близкий конец, офицеры и жандармы дрались бешено, с отчаянием.

В отряде, которым я командовал, были матросы, рабочие и солдаты. Мне не пришлось, лежа на каменистой земле, испытать горечь поражения. Идя в атаку, бойцы ложились где нужно, по команде, и вставали без лишнего окрика. Не поднимались те, кто не мог больше подняться. Да и меня уже не тяготили ни «долг», ни мундир, ни погоны офицера. А ноги, словно помня тяжесть железа, несли тело легко.

Контрреволюционеры засели в траншеях, за каменными брустверами. Сопротивлялись яростно. Устилая причалы телами убитых, отряд смял оборону.

Ко мне привели помощника командира военного порта. Я не сразу узнал в чернобородом молодом капитане первого ранга Константина Назимова, бывшего моего однокашника, сослуживца, друга.

— Вот как пришлось встретиться, — сказал я, рассматривая Назимова, — а ты далеко шагнул.

Он был по-прежнему строен и худ, выглядел молодо. С какой-то грустной тревогой смотрели на меня серьезные и словно потухшие глаза. Окладистая борода закрывала шрам.

— Право, не ожидал, — рассеянно проговорил он. — Десять лет прошло, как мы виделись в последний раз…

— Да, десять лет.

И больше я не нашел сказать ему ничего. Он не просил ни пощады, ни снисхождения. И я не простил его…

«Отряду особого назначения в составе вспомогательного крейсера «Печенга», миноносцев «Лейтенант Сергеев», «Капитан Юрасовский», «Бесстрашный» и «Бесшумный» по прохождении мерной мили в заливе Петра Великого сего 19 января 1917 года выйти в море для следования к месту назначения на Мурмане.

Независимо от назначенных маршрутов якорных стоянок для погрузки угля, необходимо организовать таковую погрузку на миноносцы с союзнических транспортов на переходе, заблаговременно снабдив суда возможно большим числом парусиновых мешков.

На случай разлучения судов в открытом море при плохой видимости командиру отряда капитану первого ранга Остен-Сакену надлежит заранее установить для каждого рандеву опознавательные сигналы. Необходимо также командирам миноносцев дать дополнительные указания, как поступать в случае, если в точке рандеву они не разыщут флагманское судно.

Все секретные донесения при следовании до порта Коломбо отправлять через английские консульства в портах Тихого и Индийского океанов во Владивосток командующему Сибирской военной флотилией. По выходе из порта Коломбо наладить радиосвязь через французские колониальные учреждения с адмиралтейством в Петрограде.