Вадим Кожевников - Знакомьтесь - Балуев!

— Представьте, возраст Земли — около пяти миллиардов лет, а человек на ней существует уже восемьсот тысяч лет. Как медленно шло наше развитие! А сейчас не исключено, что в ближайшее время будет установлена прямая связь с обитателями других планет. И если они опередили нас в своем развитии, даже, знаете, как–то неловко. Вроде как перед ними отчитываться придется за наше земное, еще неполное благоустройство.

Ольга Дмитриевна смеялась:

— Вы рассуждаете как хозяйственник.

— Конечно, из их передового опыта мы много для себя полезного извлечем, — смущенно оправдывался Балуев, стесняясь взглянуть в глаза Ольги Дмитриевны. — Но я не исключаю того, что именно мы окажемся по сравнению с ними передовыми, поскольку с нашей стороны началась эпоха освоения космического пространства, а не с ихней.

— Если бы я была марсианкой, я обвинила бы вас в зазнайстве.

Белый, тусклый свет луны искрился в заиндевевшей жухлой траве и в синей скорлупе луж. Бездонная тишина нарушалась слабым звоном обледеневших ветвей берез. А над болотом, как всегда, копошился туман, сгущаясь в белый непроглядный сумрак.

Когда переходили через канаву, Павел Гаврилович, бережно притрагиваясь к локтю Ольги Дмитриевны, предупредил:

— Осторожно. Доска имеет опрокидывающий момент…

Иногда он заходил в вагон–лабораторию выпить чаю, который Ольга Дмитриевна кипятила на электрической плитке.

Раскладная койка занимала весь проход. В углу стоял шкафчик величиной с будку телефона–автомата. В него Ольга Дмитриевна вешала пальто, раздвигая плечики с платьями.

В проеме оконной форточки устроена полочка, на ней бумажные свертки с едой и широкогорлая бутылка с молоком, прикрытая станиолевым колпачком.

На стене фотография Ольги Дмитриевны — молодой, еще более тоненькой, в гимнастерке с двумя кубиками в петлицах.

— Это вы, воздушное создание? — Балуев наклонился к фотографии.

— Да, это я.

Почему–то здесь, в помещении, наедине, они оба начинали ощущать неловкость и стеснялись друг друга.

Прощаясь, Павел Гаврилович непременно напоминал:

— Так прошу вас, построже следите за изолировкой. Болотный газ метан — весьма едкая штука.

Склонив голову, спускался по ступеням, свисавшим из вагончика над землей, и брел обратно кратчайшей дорогой, через овраги.

Белая от изморози трава скользила под ногами. На дне оврага лежал мертвенно–синий лед и блестел, словно отполированный прозрачный камень.

Балуев никогда не испытывал рабской привязанности к женщинам. В жизни его были случайные сближения, но он легко расставался, добродушно и неоскорбительно убеждая в том, что серьезные чувства ему чужды.

Война внушила ему, как и многим, отвращение к упрощенному отношению к жизни. И то, что он в годы войны открыл для себя в своей жене, тоже в какой–то степени повлияло на его отношение к людям. Он понял: в каждом человеке есть прекрасное, особенное, редкостное. Нет выше радости, чем уметь увидеть это в человеке, и важно вовремя сказать другому, каким он может быть.

То, что Балуев после войны с одержимостью отдался работе, было вызвано не только тем, что выросли ее масштабы, но и тем, что нет ничего важнее, чем чувствовать и делать все, что от тебя зависит, чтобы каждый стоящий рядом становился лучше, и знать, что от этого успешней осуществляется порученное тебе большое дело.

И теперь Балуев был всегда озабочен душевным состоянием людей почти так же, как озабочен командир в канун боя, ибо в конце концов всегда побеждает та сторона, на чьей не только материальный, но и моральный перевес в силах.

Ольге Дмитриевне нравился Балуев, она с увлечением слушала размышления о методе стройки, радостно поражалась его проницательности и тревожному беспокойству о том, как будут складываться дальше судьбы людей. Его хлопоты по налаживанию личной жизни то одного, то другого человека умиляли ее. Балуев говорил:

— Надо добиться такого положения, чтобы в нашем коллективе люди чувствовали себя семьей, чтобы рабочая площадка была для них цехом, а еще лучше — домом. Когда у человека такое ощущение, можно смело проводить дальнейшие сокращения административного состава. Чем больше рабочий чувствует себя хозяином, тем меньше нужно для него начальства. Надо, чтобы было меньше инженеров — наблюдающих начальников, а больше инженеров — мастеров, бригадиров, консультантов. А вам, Ольга Дмитриевна, я бы советовал соединить свою профессию лаборантки с производством непосредственно, днем бы в бригаде работали, а вечером вместе с девчатами проводили лабораторные испытания. Им полезно, и вы бы смогли на месте осуществлять контроль и тем самым предотвращать брак, а не быть только его фиксатором.