Александр Плетнев - Когда улетают журавли

— Прут… — сказал Проня.

— Да, скорость, — согласился Илья.

Когда вошли в купе. Валя уже лежала в постели на нижней полке. Горел ночной свет. Илья, не стесняясь, разделся, пожелал спокойной ночи Вале и лег на другую нижнюю полку. Проня разулся, а уж раздевался на полке, что над Валей.

Проня прислушивался к мягкому перестуку колес и думал о резкой перемене в его жизни, хоть и временной, но свалившейся на него нежданно-негаданно. Думал о доме, оставшемся где-то далеко-далеко. Вовка теперь, должно, читает на кухне, а Мария смотрит телевизор, а может быть, легла в постель и не спит, как и он, Проня, и думает о нем. И подосадовал на себя, что не проявил твердости, не отказался от путевки, гори она огнем! А теперь вот болтается, как хрен во щах. Хотя и полечиться надо — не на конфетной фабрике оттрубил двадцать лет. И еще подумал об Илье с Валей, позавидовал; едут вместе. Илья что-то все подмигивал, а та одергивала его и краснела.

Проня не понял, задремал он или нет, но забытье будто было, и тут уловил четкий шепот:

— Что ты вел себя так: обязательно тебе надо, чтобы все знали, кто мы?

— Тише ты, — шипел Илья уже под Прониной полкой.

— Да он спит.

— Он же ничего не понял.

— Не считай людей дурней себя… Да подожди — услышит же.

— Сама сказала — спит…

«Вот оно что! — Проню обдало всего жаром. — Ах вы кошки паскудные. А я-то им: «солнышко в шахте светит». Внизу шуршали, возились, потом Проня услышал злое, ревнивое:

— С женой тоже так?

— Валюш, Валюш…

И тут Проня заскрипел полкой, закашлял. Боковым зрением видел, как Илья метнулся на свою полку.

Не под стеклянным колпаком Проня жил: слыхал и про измены, и про разводы. Лично счастливый, он никогда не задумывался над этими, пожалуй, самыми сложными человеческими отношениями. Они его не касались и происходили где-то в стороне от его жизни. Осуждал он таких людей не строго, но категорично: «С жиру бесятся». И сейчас, впервые столкнувшись с этим явлением лоб в лоб, он был оскорблен. На душе было гадко, и ему стало невыносимо противно быть в одном купе с ними, как бывает невыносимо работать в забое, когда в нем разлагается сдохшая крыса.

Проня стал одеваться. Стуча ботинками, обулся, с грохотом достал чемодан и, резко хлопнув дверью, вышел: «Пусть знают, что мне все известно!»

Потерянный и оскорбленный, стоял он у окна, и ему нестерпимо захотелось, чтоб поезд шел в обратную сторону. «Выкладывался перед ними, дурак, а они небось насмехались», — думал Проня и дивился тому, как, оказывается, это все просто, и вспоминались услышанные ранее анекдоты и случаи из жизни. «Поехал муж на курорт, а жена…» Всегда посмеивался и пропускал мимо ушей, а сейчас весь этот треп стал приобретать в сознании реальность: значит, правда!

И тут в груди что-то стало холодеть, и четко вспомнилось забытое и неоцененное им раньше.

— Надоел ты мне, старый, вот найду помоложе, — говорила Марья, вроде шутливо, но серьезно.

— Да кому ты нужна, кадушка? — смеялся Проня.

— Эге, еще как нужна!

…Проня встал, беспокойно заходил по проходу: «Тьфу, пень старый, внедрится же в башку».

И еще вспомнилось: как-то зачастила к ним Клавка, Машкина подруга. И все подгадывала, когда Машки дома нет. Пройдет сразу к зеркальцу, и ну вертеться!

— Ну как я? — спрашивала, а в глазах чертики.

— Да так, — отвечал Проня, — коза и коза.

— Эх ты монах! — укорила тогда Клавка.

— Я монах? — смеялся Проня. — А ты спроси у Машки.

Клавка ходить перестала, и он забыл об этом начисто, а теперь и это вспомнилось. Выходит, подстерегает такое каждого, даже если он противник тому. А если кто ищет? А Машкины слова. Неужто?.. Он беспокойно топтался в коридоре, чувствовал глупость своего положения, ругал Кнышева, Илью с Валей, а в голову уже лезло черт знает что. «Вот Машка-то, может, и ждала момента».

«Что это я дурею?» — осаживал себя, по из головы выскочило все хорошее, и думалось, что Мария всю жизнь ждала его отлучки и теперь наверняка ею воспользуется.

Проня не то застонал, не то замычал и не заметил, как случился около него проводник.

— Что с вами?

— А? Да зубы. Прямо мозги выдирают.

— Анальгинчик съешьте, помогает.

Проня проглотил две таблетки.

— Вам сходить скоро?

— Ага, на Комаровой.

Может, анальгин и от душевной боли помогает. Проне стало легче, и на рассвете, выйдя на перрон и взглянув на окно своего купе, простительно подумал об Илье с Валей: «Уютно одним-то. Дело молодое, пес с ними».