Он чувствовал возбуждение, нетерпение. Он снова дышал воздухом борьбы. Снова запахло порохом. Надолго ли сохранит он в себе это благородное ощущение боя? Навсегда. Он хотел верить в это.
Так вошел он в логово к врагам. Он увидел: они испугались. Нет, он не ошибся. Бакинский пугливо прижался к печке. Ковалев вздрогнул; оба растерянно глядели на него, уличные воришки, пойманные за руки. Это была минута торжества Алексея Гайдаша. Но главное торжество было в том, что он и вида не показал, что торжествует, не улыбнулся, стоял сухой и колючий, осторожно стряхивал снег с шинели, односложно отвечал на вопросы командира.
Бредя сквозь метель за Ковалевым, он все время лихорадочно обдумывал, что делать дальше. Было ясно: борьба только начинается. «Нелегкая борьба, — признавался он себе. — Они отопрутся. Ковалев повернет дело так, что я свожу с ним личные счеты. Все равно: отступать не буду». Настороженно следил он за всеми движениями врага. Бросал исподлобья осторожные взгляды. Молчал, готовый к схватке.
— Любопытная, знаешь ли, штука жизнь! — вдруг неожиданно засмеялся Ковалев. Алексей вздрогнул: какую штуку придумал противник? А Ковалев смеялся. Это было худшее, что он мог придумать, если хотел усыпить, успокоить или задобрить человека. Он не умел смеяться. Его смех был отрывист и зловещ. Ему больше шло, когда он чуть презрительно улыбался уголками властного рта. Все же он смеялся, как умел, и Гайдаш настороженно и нетерпеливо ждал, когда он кончит.
— Кто бы подумал! — восклицал, смеясь, Ковалев. — Где-то у черта на куличках, в городе, который и не сочинишь и который уж, конечно, никогда и не снился вам, вдруг встречаются три друга. Три старых школьных товарища. Фантастика! Что сводит их вместе? Ничего. Случай. Раньше сказали бы: рок, судьба. Но я не верю в провидение. А ты веришь, Гайдаш? — он бросил быстрый взгляд на красноармейца.
— Я верю в почту, телеграф и железную дорогу, — усмехнулся Алеша. Ковалев яростно взглянул на него: «Что он знает?» Ему мучительно захотелось узнать, что думает сейчас этот скуластый парень, хотя бы для этого пришлось взломать черепную коробку. Но он сдержался и даже неуверенно засмеялся вновь.
— Почта, телеграф, железные дороги! Люди придумали эти хитрости, чтобы уничтожить случай, свести все к закономерности, к математическому расчету. Ненавижу математику! Вот торжествует случай, ни я, ни Бакинский не списывались, он даже не знал, что я служу здесь, он свалился на меня, как метель на голову, нежданно-негаданно. И я, знаешь, я даже обрадовался, хотя...
— Я думаю! — воскликнул Гайдаш. Теперь он тоже подошел к крыльцу. Здесь было тише. Метель плясала по улице, задевая их косыми брызгами снега.
— Хотя, — словно не расслышав, продолжал Ковалев, — хотя я никогда не любил Бакинского. Это ты с ним водился, дружил.
— Я и с тобой чуть было не дружил. В ошибках я всегда охотно признаюсь.
— И напрасно эта дружба расстроилась. Она пригодилась бы тебе сейчас.
— Мне?
— Ну, не мне же, разумеется, тебе. Ты видел во мне врага. В мальчишеском фанатизме ты полагал, что раз я сын офицера, значит — враг. Но эпоха, брат Гайдаш, умнее тебя. Что же! Я стал твоим командиром и, — к черту ложную скромность! — более ценным для родины человеком, чем ты.
«Эти слова убили бы меня две недели назад. Теперь... теперь это только смешно, — радостно подумал Алеша. Теперь он был спокоен. Он разгадал игру Ковалева. Не выйдет, напрасно стараешься. Его забавляли эти признания в метель. Действительно, и в книге не придумаешь!
— Мы могли бы дружить с тобой, Алеша. — Против воли в голосе Ковалева прозвучало волнение. Черт побери, он был так одинок среди враждебных людей. В самом деле: он нуждался в друге. Пусть даже Гайдаш... Если его обработать... — Да, мы могли бы дружить, несмотря ни на что. Мы парни одного теста, из одной крутой кадки. Вот Бакинский — это кислятина. Встретил меня случайно на улице, полез целоваться. Мокрые губы... Брр... Противно... Путешествует, ищет экзотики... Стишки, вероятно, пишет... Стишки! — Ковалев фыркнул, подождал ответа. Гайдаш молчал. Ковалев снова закурил. Чиркая спичкой, осторожно взглянул в лицо Алексея. Оно показалось ему нахмуренным и желтым. Бросил спичку в снег. «Сукин сын», — неожиданно подумал он.
«А может быть, и в самом деле случайная встреча? — заколебался Алеша. — Ведь встретил же я Вальку на улице, мог встретить и Ковалев. — «Но Бакинский искал Нагорную улицу, значит, знал, что там живет Никита. А как докажешь? Где факты?» — «Мог просто узнать адрес», — «Нет, нет, — кричало все в нем. — Враги не сходятся случайно. А как докажешь?» — «Я докажу!»
Читать дальше