Исаак Гольдберг - День разгорается

Просматривая сводки и донесения агентов и филеров, ротмистр брюзжал и сердился. Гайдук с опаской приглядывался к своему начальнику и украдкой откашливался, словно в глотку ему попало что-то постороннее. Гайдук тоже был не мало смущен настроениями в казармах. Солдат — это было существо безропотное, беспрекословно и немедленно исполнявшее любое приказание начальства. Солдату не полагалось думать и рассуждать: за него думало и соображало начальство. Над солдатом висела присяга и присягу эту нарушали в редкие моменты только какие-либо отчаянные, отпетые головы. И вот присяга под угрозой забвения и пренебрежения! Солдаты стали думать! Мало того, они принялись бунтовать, толкуют о своих каких-то правах, о свободе, о неслыханных вещах...

— Кто у тебя за казармами наблюдал? — зло покручивая кончик уса, спросил ротмистр.

Гайдук вздрогнул и назвал имена.

— Почему раньше не давали сводок о безобразиях? Не сегодня же там это началось?

— Не замечалось, вашблагородие, чтоб...

— Не замечалось?! Идиоты у тебя там поставлены!.. Агитаторов замечали? Посторонних?

— Так что, вашблагородие, только в самые последние нонешние дни...

— Выяснил?

— Записаны, — воодушевился Гайдук, — в подробности записаны и даже двое на фотографиях сняты...

Ротмистр взял у Гайдука материалы и отпустил его. Мелкие морщинки сбежались вокруг глаз Максимова. Предстояла тяжелая работа. Впереди были неприятности, бессонные ночи и может быть, серьезная опасность.

Потапов забрал увесистую пачку свежих прокламаций, жирный заголовок которых бодро и небывало кричал «Товарищи солдаты!», и понес их в условленное место.

Потапов накануне был на совещании комитета и там получил инструкции и указания, что делать. Там же он узнал о состоявшемся решении созвать митинг солдат. Представители казарм подробно рассказали о настроениях запасных и высказывали опасение, что как бы эти настроения не вылились в отдельные стихийные и вредные выступления некоторых солдат.

— Отдельные группы запасных, — сообщали они, — озлоблены на всех за то, что их не отпускают по домам, и грозятся расправиться с вольными... Народ серый, а потому многие прислушиваются к таким мыслям...

— Сознательности мало... Неподготовлены. Вот в прошлый раз попалась первая прокламация, так заинтересовались... Надо бы побольше литературы!?

Сергей Иванович, Старик, поправил очки и кивнул головой. Потом внес предложение организовать солдатский митинг.

— Только солдаты наши на счет вольных не согласны будут, — заметил один из представителей от казармы. — Надо бы сперва такой митинг собрать, чтобы одни только воинские чины. На такое пойдут!

Старик усмехнулся:

— Можно и так! — согласился он.

— А мы кому понадобится, так и шинелки и папахи и всю форму можем достать! — пообещали солдаты.

— Доставайте!..

Потапов ушел с комитетского собрания слегка встревоженный. Он давно установил связь с казармой и имел там среди солдат друзей. И он знал, что серая, темная толпа солдат недолюбливает «вольных», косится на них, когда они появляются вблизи казарм и совершенно не выносит вмешательства этих «вольных» в казарменные дела. Ему казалось, что митинг надо бы устроить общий: чтобы были там и рабочие и солдаты... Хорошо бы, если б встретились с солдатами на общем митинге железнодорожники: солдаты знают, что даже во время забастовки рабочие-железнодорожники из всех сил старались продвигать на запад эшелоны, в которых ехали домой вырвавшиеся и уцелевшие на только что кончившейся войне.

Потапову казалось, что решение комитета неправильно. Но поймав себя на том, что сам он не высказал своих соображений и не попытался доказать правильность их, Потапов стал деятельно и энергично готовиться к митингу. Надо было сделать многое. Надо было подготовить сознательных и распропагандированных солдат к этому митингу, заручиться их поддержкой, их помощью. Надо было раздать листовки и проследить за тем, чтобы они попали в надлежащие руки. Работы было много и предаваться размышлениям и гаданиям не приходилось.

Подходя к казарме, где у него были друзья, Потапов заметил прохаживавшегося у раскрытых ворот человека. Человек этот скользнул взглядом по Потапову и быстро отошел в сторону. Лица его Потапов не успел заметить, но сообразил, что это шпик. «Ладно!» — беспечно подумал Агафон Михайлович. — «Гляди, подглядывай! Ничего у тебя не выгорит теперь!»

Приятелей не оказалось в казарме, они где-то ходили по городу. Потапов огорчился. Неужели уносить сегодня обратно литературу? Как бы устроиться так, чтоб не возвращаться с прокламациями? Потапов вышел в раздумьи из ворот и здесь снова увидел прежнего человека. На этот раз удалось разглядеть его лицо. «Форменный шпик!» — заключил Потапов. Приходилось все-таки уходить. Как никак, а все-таки жандармы еще живы и сильны!