Исаак Гольдберг - День разгорается

— Оставьте! — вмешался Сергей Иванович. — Дело не в личной отваге или трусости. Можно не сомневаться в том, что Васильев при нужде не струсит, но платформочка у него с гнильцой... С гнильцой, Васильев!.. А что касается части стачечного комитета, настаивающей на прекращении забастовки, то мы еще посмотрим, что массы скажут! Посмотрим!..

В дверь постучались. Сергей Иванович примолк. Все настороженно прислушались. Вошла женщина. Она прошла прямо к Сергею Ивановичу и тихо сказала ему:

— Вас ждут, товарищ Сергей Иванович. Пришли.

Сергей Иванович обернулся к собравшимся.

— Мне надо уходить. Разбирайте литературу. Собираемся послезавтра. Ну, а если надо будет, Протасов знает, как оповестить меня.

Он вышел из комнаты вслед за женщиной. Спор без него вспыхнул с новой силой.

— Ну, вот, пошли, — сказал Емельянов, когда женщина подвела к нему Сергея Ивановича. — Ребята собрались, остановка за вами.

Они вышли на улицу. Женщина пошла быстро вперед. Емельянов весело сверкнул зубами:

— Вроде разведки Варвара у нас. Ловкая. Можно без опаски итти.

Итти пришлось недалеко. Женщина, скрывавшаяся впереди, вернулась и деловито сообщила, что можно проходить спокойно. Они завернули за угол и вошли в полуоткрытую калитку.

В большой комнате, куда они попали из полутемных сеней, было много народу. Но было тихо и со стороны нельзя было догадаться, что в этом доме многолюдное собрание. Сергей Иванович прошел через комнату к стене, где стоял стол. У стола Сергея Ивановича встретил старый рабочий, приветливо кивнувший ему головой:

— Начинаем?

— Давайте.

Сергей Иванович поправил очки и оглядел собравшихся. Сквозь плотные занавески на окнах в комнату проникал неяркий свет. По углам копились тени. Но Сергей Иванович смог разглядеть устремленные на него сосредоточенные лица. Он увидел много молодежи, несколько женщин, несколько стариков. Он различил кое-кого, с кем он уже не раз встречался. Он понял, что его окружают свои. И, слегка волнуясь, он стал говорить.

Должны были здесь собраться рабочие разных предприятий. Пришли кожевники, мыловары, с электрической станции, из депо. Пришли те, кто почти никогда не пропускал массовок, кто связан был с организацией, кому можно было доверять, на кого можно было положиться.

Сергей Иванович, старый профессионал-революционер, умел выступать перед всякой аудиторией. Не раз он резался на массовках с самыми сильными противниками. Не раз ему удавалось побить своих оппонентов, которые обрушивались на него целым арсеналом цифр, цитат, ссылок, авторитетов. Он умел ловко и зло высмеять противника, найти его слабую сторону и ударить по ней. Он умел, зажечь слушателей силой своей убежденности и уверенности в правоте и правильности пути, по которому шла его партия. Но лучше и охотнее всего он говорил с рабочими. Здесь чувствовал он себя среди своих, в родной среде. И здесь находил он самые простые и самые убедительные слова.

Эти простые и убедительные слова он нашел и сейчас в густо набитой слушателями комнате, когда за стенами неслышно крепчали октябрьские морозы и улицы притихли в ожидании небывалого и долгожданного. Его простые и убедительные слова были об одном — о борьбе. Он знал, что собравшихся не нужно очень усиленно уговаривать, чтобы они продолжали начатую борьбу. Но за последние дни внутри стачечного комитета пошли упорные разговоры о необходимости прекращения забастовки, а кой-кто из рабочих поддавался этим разговорам, прислушивался к ним, задумывался над ними. Только что Сергею Ивановичу пришлось принять участие в горячем споре среди активных участников забастовки и там он почувствовал, что колеблющихся и неуверенных не так уже мало. И появившись здесь, среди самых простых и рядовых рабочих, он стал рассказывать об этих колеблющихся и неуверенных.

— Наши противники, — говорил он, — в лучшем случае ставят перед собой одну задачу — свержение самодержавия. Они думают, что этим рабочий класс достигнет всего. Они не задумываются над тем, что будет завтра, и их мало трогает то, что на смену самодержавию придет другой хозяин — буржуазия, который станет по-европейски эксплоатировать и угнетать рабочих... Они мечтают о парламенте, о конституции и если на их знаменах написан социализм, то это только затем, чтобы скрыть буржуазную сущность их политики...

В комнате задвигались, заволновались. Кто-то вполголоса выругался, кто-то несдержанно вскрикнул: