Исаак Гольдберг - День разгорается

Делиться своими огорчениями, своим негодованием Гайдуку не с кем было. В охранном все следили друг за другом и друг другу не доверяли. Здесь надо было держать язык за зубами и притворяться, что всем доволен и ни чуточки не осуждаешь распоряжений начальства. Дома тоже нечего было и думать отвести душу. Что могла понять жена, которая знала одно: солить огурцы и грибы и варить варенье! Гайдук, получив неприятное распоряжение, только и сделал, что отвел душу, поругавшись с женой.

— Колода ты, колода! — презрительно накинулся он на жену. — Только и знаешь жиреть да спать! У, необразованная!

Жена лениво огрызнулась:

— Ишь, какой образованный нашелся! Кащей, одно слово, кащей! По какому случаю орешь?!

В охранное Гайдук почти не показывался. Не показывался туда и ротмистр Максимов. Охранное стояло словно вымершее. Опустело и жандармское управление. Полковник отсиживался дома. Полковника разбирал страх и он не знал, что делать. Он сидел в своем кабинете, а возле него на дубовом табурете возле окна, застыв и словно понимая, что надо охранять хозяина, сидел серый, холеный дог. Дога этого никто не любил, кроме полковника. Дог ко всем относился с подозрением, на всех рычал, всем показывал свои устрашающие зубы. Гайдук однажды был до смерти испуган псом, когда пришел к полковнику с поручением от Максимова. А сам ротмистр всегда, посещая полковника, осторожно подбирал ноги, на которые дог поглядывал с особенным злым видом.

Пробираясь по улице мимо объявлений совета, мимо расклеенных воззваний военного стачечного комитета и партийных прокламаций, Гайдук тоскливо соображал о том, что налаженная и привычная жизнь пришла к концу и что надо, пожалуй, подумывать о том, как бы шкуру свою сохранить в целости.

Но по привычке и на всякий случай украдкой срывал крамольные листки. Срывал и прятал. Авось, пригодится!

В редкие встречи с ротмистром Гайдук докладывал об этих листках, но Максимов плохо слушал его и морщился:

— Ну, нашел о чем сообщать! Это каждый ребенок знает. Ты, Гайдук, не туда смотришь! Нет в тебе чутья и настоящего соображения!

Ротмистр, видел Гайдук, и сам не знал, что делать, что предпринимать. И вахмистр злорадно думал:

«Ага! Вертишься! Тоже, брат, оглушило!..»

Однажды Максимов веселее обыкновенного встретил Гайдука:

— Скрипишь, вахмистр? Держишься?

— Так точно, вашбродь! — вытянулся Гайдук, настороженно вслушиваясь в бодрый голос начальства.

— Хорошо. Старайся!.. Вероятно, в скором времени все обернется к лучшему. Граф уже близко.

Гайдук подавил вздох. А! это все про тех гвардейцев, которые должны прибыть и все не могут! Ну, он, Гайдук, уже потерял веру и в графа и в его отряд.

— Дал бы господь! Скорее бы, говорю, вашбродь!..

— Теперь уже скоро!..

Но в этот же день вахмистру пришлось пережить несколько неприятных минут.

Железнодорожное собрание снова стало шумным и походило на военный лагерь. Здесь обосновалась часть боевых дружин. Здесь находилась и исполнительная комиссия совета рабочих депутатов. В большом зале, где в обычное время устраивались спектакли и концерты, толпились дружинники, раздавались громкие переклики, шумели разговоры. На широкой сцене пылился большой рояль. Иногда кто-нибудь поднимал крышку и неумело тыкал пальцем в клавиши. По неуютному залу проносился колеблющийся звук. Сторож собрания вылезал на средину зала и сурово кричал:

— Этта што? Забава? Понимать надо: струмент концертный! К ему с умом надо!..

Дружинники слонялись без дела и скучали.

Однажды Галя принесла с собой в собрание книжку. Кто-то из рабочих поглядел на Галю, поглядел на книжку и неуверенно предложил:

— А вы бы, товарищ, почитали что-нибудь!

Галя немножко растерялась. Но подслушавший просьбу рабочего Лебедев ухватился за эту мысль:

— Правильно! Давайте что-нибудь вслух. Хорошо бы стихи какие-нибудь. У вас что за книга?

Галя показала. Лебедев перелистал страницы и хлопнул ладонью по книге.

— Вот самое подходящее! Берите и читайте!

Когда Галя посмотрела на то, что ей указал Лебедев, она радостно вспыхнула: вещь была ее любимая и она знала ее всю наизусть.

Рабочие собрались в углу, устроили место для Гали. В зале не прекращался шум. Кто-то вышел на средину и закричал:

— Давайте порядок, товарищи! Послушаем чтение!

Голос у Гали слегка пресекался. Она волновалась. Но преодолевая свое волнение, она начала:

«Над седой равниной моря ветер тучи собирает... Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный...»