Борис Изюмский: Путь к себе. Отчим.

— Вы заметили, у нашего Петра Фирсовича любимое выражение: «в таком сочетании»?

Егор расхохотался:

— Не заметил! А вот запомнил, он сказал: «Посеешь шуруп — новый не вырастет». Он говорит — как на качелях катается…

Да, Петр Фирсович любил, чтобы голос его то взлетал, то падал до шепота. В таких случаях мастер вытягивал жилистую шею и, распахнув пиджак, поигрывая подтяжками, спрашивал доверительно: «То — что? То — кто?» И, сев за стол, накручивал на палец прядь волос.

— Литераторша здорово говорила, я заслушался, — продолжал Гриша. — Да чертов Хлыев мешал, будто на гвозде сидел. И все резинку жевал! Учительница даже спросила: «Дожевали?»

— Этот ангел нам еще даст прикурить… — нахмурился Антон.

…Котька Хлыев за свои шестнадцать лет прожил бурную, незадачливую жизнь. Он дважды убегал из дома от побоев отца-алкоголика, прятался то на голубятне, то в сараях. В поисках лучшей доли ездил зайцем за тридевять земель к дядьке — испытателю вертолетов, — да не застал его в живых — разбился дядька.

Котька возвратился в большой город, неподалеку от своего рабочего поселка, где продолжал буйствовать отец. В городе Котьку вовлекли в компанию подростки Шура, Скважина, Пифа — искатели легкой наживы. Вместе с ними Хлыев ограбил школьный кабинет физики, но был пойман и препровожден в колонию для несовершеннолетних преступников. Вскоре, по амнистии, его освободили. Молодая женщина, лейтенант милиции Ирина Федоровна, после университета посланная комсомолом на работу в милицию, участливо отнеслась к Хлыеву, настояла, чтобы он подал документы в ПТУ. Но председатель приемной комиссии строительного училища, пробежав глазами Котькины бумаги, сухо сказал: «Принять не сможем».

И вот здесь-то Хлыевым овладела ярость. Он на глазах у комиссии остервенело разорвал в мелкие клочья свои документы, в том числе и свидетельства о рождении, об окончании восьми классов.

— Значит, заразный я! — кричал Хлыев. — Тухляк никому не нужный! На помойку меня! Да пошли вы… — Котька грязно выругался, окончательно убедив председателя комиссии, что в училище ему не место.

И опять Хлыев попал в милицию, к счастью — к той же Ирине Федоровне.

Она, как могла, успокаивала Котьку, когда он, всхлипывая, бился головой о стол и вскрикивал: «Все ненавидят!» Устроила его в общежитие, а сама добыла копии уничтоженных документов и договорилась с Иваном Родионовичем о приеме парня в его училище, к монтажникам — там ведь «ухари» нужны. Коробов энтузиазма не выразил: «Ухари? Я бы не сказал… Ну, рискнем».

…— Даст прикурить, — повторил Антон, — скажи мне, кто ты, и я скажу, каково твоему мастеру.

Дробот достал из тумбочки общие тетради, стал надписывать фломастером — по какому предмету какая.

Преподавательница литературы Зоя Михайловна с первого же урока начала учить их, как следует вести конспект. Сейчас надо было пойти в читальный зал, переписать кое-что набело.

Между прочим, когда Антон брал сегодня учебники в библиотеке, то увидел там девушку из группы полиграфистов — она себя назвала библиотекарше Дашковой. Видно, скромная, но пальца в рот не клади. Черт дернул его пошутить:

— Не длинноват ли хвостик?

Собственно, эти золотистого отлива волосы почти до плеч ему нравились, сдуру ляпнул.

— Тебе больше по душе начес?

Взгляд густо-синих глаз девушки открыт, бесхитростен, но и бесстрашен.

Антон сразу стушевался. Девчонка со средним образованием, да еще старше его, на целый год, разве он ей компания? Кому интересно получать щелчки в нос. Лучше глядеть на эту смелую тихоню издали. Хотя почему бы не пойти в кино, не погулять в парке?.. Э-э-э, чего захотел! Вот бы мама удивилась, узнав о его мыслях.

Дома он считался женоненавистником. У них никогда не бывали девчонки, в школе Антон предпочитал дружить с ребятами.

Мать у Антона химик-лаборант, отец — прапорщик.

Он любил своих родителей, гордился тем, как отец и мать ладно живут.

Познакомились они в самолете. Отцу, тогда сержанту, надо было лететь на Дальний Восток, а он встал в Харькове, потому что там выходила мама — она училась в техникуме.

И потом отец все прилетал и прилетал к ней. И доприлетался. После того как мама закончила техникум, старшин сержант Дробот увез ее на Крайний Север. Там и родился Антон. Мама говорила: «В тундре. Гляди, у тебя, как у отца, лицо скуластое, а глаза глубоко сидят. Это они от мороза прятались». Шутка, конечно, но глаза можно было бы иметь и побольше, покрасивее, а то как из пещеры выглядывают.