Алексей Кожевников - У тепла

— Пятый!.. — считает солдат.

— Все!.. пошли дальше.

Идут в другую камеру, первых ведут с собой. Они начинают дрожать, им холодно, просят отпустить, обещают больше никогда не пользоваться теплом, но облава только покрикивает:

— Знаем, знаем. Мы вон всех в Муур представим…

— За что, за какое дело, укажи дело?!

— Муур найдет.

— Навяжет. Не навяжет, мы чисты.

Высаживают из второй и третьей камер. Толпа увеличивается, шумит, многие начинают неистово ругаться. Гудит трюм и ухает.

Все следующие камеры уже разбужены…Одни там убегают от облавы в боковые проходы. Плещется под их ногами вода. Кругом шорох, будто тысячи крыс движется в темноте. Другие лежат, ждут облавы. Они согласны и в Муур и куда угодно, лишь бы еще немножко полежать у тепла, захватить его с собой.

Скоро освободят все камеры, беспризорников набралось около сотни; трудно держать их охране и она злиться грозит оружием.

— Пусти, пускай, какое право имеешь арестовывать!

— Тише! — катиться по трюму гик охраны.

— Идем, идем! — волнуются беспризорники

Несколько человек вырываются и бегут.

— Стой, стой!

Но они бегут.

Готов ухнуть предупреждающий выстрел, но Мироныч говорит:

— Не убежат, в конце их захватим…

Идут дальше. Очищены наконец все камеры. Кордор упирается в стену, где под потолком неширокая дыра, и ее прикрывает решетка. Те несколько человек выломали решетку и убежали босые, с башмаками в руках, на снег. На путях их будут ловить стрелочники и кондуктора, но рано или поздно они выберутся в спокойное место и наденут башмаки.

Всех взятых уводят в вокзал, затем отпускают на морозную площадь: до 6 часов утра в вокзале уборка, и он должен быть свободен.

В трюме остался агент, Мироныч и факельщик. Они идут в последнее место.

В стороне от главного коридора, — нужно идти по целой сети узких и путанных проходов, — установлена одна батарея. Проход в нее настолько узок, что разойтись двоим повстречавшимся трудно. За этой батареей могут поместиться два человека. Облава знает это, но редко заходит.

— Двое, пусть лежат…

У этой батареи давно уже спит беспризорник Ванька Губан. Он отбил ее у всех, кто пытался занять, и теперь никого не пускает. За эту батарею было больше всего борьбы и драк; каждый не раз думал о ней, когда его выгоняли от тепла на снег в час ночи под частые звездочки. Но трудно осилить Губана. Парень не высок, и годов ему четырнадцать–пятнадцать, не больше, а биться с ним — надо много смелости. Широк Губан непомерно и толст. У него длинные, костлявые руки, кулаки, как шары на штанге и работает он ими не хуже паровозных шатунов. У Губана короткая шея, крепко вбитая между крутых плеч. Голова лобастая и широкие челюсти, усаженные здоровыми, чуть желтоватыми зубами. Сшибить с ног Губана невозможно, стоит он каменным быком на своих коротких ногах с длинными широкими ступнями. Никого не боится Губан в трюме, с опаской поглядывает на одного Гришку Жихаря.

Приехал Гришка недавно с Дальнего Востока. Губану не случалось с ним тягаться, а другие пробовали и летели на втором счете. Жилист, гибок, ловок Жихарь, знает он какую–то нерусскую борьбу. Ударит кого ладонью или повернет ему слегка руку, и человек стал тряпкой. Приходил раз Гришка к Губану, посмотрел батарею, и похвалил.

— По очереди здесь ночуют? — спросил Гришка.

— Я все время. По очереди…Какая очередь?

— Почему ты?

— Отбил.

— Кто отобьет, тот и ночует?

— Да, — пробурчал Губан.

— Ладно, запомним, — усмехнулся Гришка и ушел.

Говорили Губану ребята:

— Гришка тебя выбьет оттуда.

— Пусть попробует!.. — и наливались черной злобой глаза Губана, по–бычачьи упрямо сгибалась шея, точно для удара лбом.

— Кто здесь? Выходи!

— Я…

— Губан, уходи!..

— Не пойду, без меня много вышло.

— Айда, не жди, когда понудят.

— Холодно там… разопрел я…

— Представлю за сопротивление, — пригрозил агент.

Заурчал Губан и вышел из камеры.

На площади ребята его всретили смехом.

— Э, Губан и тебя выперли… Э, струсил, струсил…

Молчал Губан, мрачно озираясь, оглядывал насмешников. Были они сильны языком,

А так жидкие людишки, и Губан не стал их трогать, смолчал. Но с того раза его стали меньше бояться, Гришка Жихарь прямо обещал:

— Я как–нибудь с тобой схвачусь, Губан, вдруг камеру отобью, не худо будет? — и улыбнулся.

Веселый парень Гришка, не отделишь у него шутку от угрозы, даже грозится весело.

Губан сжал кулаки.