Феоктист Березовский - Бабьи тропы

Игнат, почти не переставая, говорил и в то же время то и дело выдергивал из воды крупных хариусов. Ведерко его быстро наполнялось рыбой.

А Степан напряженно следил за нитью его рассказов, решив на этот раз во что бы то ни стало перехитрить монаха и выведать у него как можно больше о жизни монастыря и монахов.

Когда Игнат бросил в ведро очередного хариуса и стал наживлять на крючок метляка, Степан, как будто мимоходом, спросил его:

— Скажи, брат Игнат, что это в последние дни стал я примечать, что во время заутрени в храме послушники стоят у вас на коленях… А монахи молятся, стоя на ногах?

— И монахи нередко стоят на коленях, — ответил Игнат. — Только ты не заметил…

— Это верно, — сказал Степан, — монахов я не замечал. Должно быть, редко это бывает у вас?

— Какое там редко! — произнес Игнат, махнул левой рукой, а правой придерживая уду. — Попадает и монахам… Только на коленях-то стоят у нас монахи малого чина.

— А почему такой порядок заведен у вас? — спросил Степан.

— Чудак! — со смехом ответил Игнат. — Да ведь эти монахи и послушники отбывают церковное наказание, эпитимию!.. Да попутно и следят друг за другом…

Понял?

— Вот оно что, — так же со смешком произнес Степан. — То-то я на днях видел, как во время заутрени два послушника подзатыльники получали от монахов!

— Видел?

— Видел своими глазами.

И Степан рассказал о том, что видел в храме и что слышал около кухни, когда отец Мефодий распределял монахов и послушников по работам.

— Видать, этот самый отец Мефодий большую власть имеет у вас над монахами? — спросил он Игната.

— О! — воскликнул монах, быстро поднимая вверх уду и вытягивая из воды хариуса. — Отец Мефодий у нас гроза! Ибо он есть правая рука нашего владыки, архимандрита. Ну, и как всякий добрый пастырь, отец Мефодий не о себе печется, а о стаде христовом… о нас, грешных…

Сняв с крючка хариуса и бросив его в ведро, Игнат вновь наживил свою удочку, закинул ее в воду и стал следить за поплавком.

Степан спросил:

— Неужели отец Мефодий и по морде бьет послушников и монахов?

— О-о, еще как бьет-то! — захохотал Игнат, выдергивая из воды пустую уду и кладя ее рядом с собой. — Говорю тебе: отец Мефодий у нас — гроза!.. Он ведь монастырский казначей и всему делу голова!.. Отец Мефодий на особом почете у владыки… Понял?

Игнат взял в руки бутылку, запрокинул голову и, глотнув два раза, передал ее Степану.

— На отце Мефодии лежит все хозяйство монастырское, — продолжал слегка захмелевший монах. — А хозяйство у нас большое, Степа!.. Одной ржи да пшеницы мы засеваем около ста десятин. Да под огородами около десятка десятин. Да гостиница. Да кухня… Ведь помимо монастырской братии надо круглый год кормить богомольцев. Сам видишь, сколько народу идет к нам со всех концов матушки-России!

Игнат снова побулькал из горлышка бутылки себе в рот.

— Теперь ты понимаешь, Степа, сколько забот у отца Мефодия? Чуешь, сколько под его началом народу… послушников, монахов, простых деревенских мужиков?.. Ведь на летнюю пору и на осень монастырь нанимает на работу мужиков из соседних деревень и с заимок… Как тут справишься с такой оравой без зуботычки? Такое хозяйство вести — не лапти плести…

— Это верно, — согласился Степан. — А за что Мефодий бил послушников Ивана и Митрия? Видать, шибко провинились они?

Игнат махнул рукой:

— Тут отец Мефодий малость пересолил…

Следя за бегом светло-зеленой воды и ища в ней хариусов, Игнат спросил Степана:

— Вот ты, Степа, сам ответь мне: может человек без сна жить, аль не может?

— Можно, конечно, — ответил Степан. — Только долго без сна не продюжишь.

— Верно, — подтвердил Игнат. — Ежели человека держать долго без сна, далеко на нем не уедешь… А у нас сейчас все монахи и послушники, которые работают на пашнях, на огородах да на черных работах в самом монастыре, кончают свою работу только-только к ночи. А поднимаются на работу чуть свет.

Игнат выдернул из воды очередного хариуса, бросил его в ведро и, положив рядом с собой уду, еще раз глотнул из бутылки.

— Ты, Степа, — вновь заговорил он, — видел около кухни только десятую часть монахов и послушников — только тех, которые работают в монастыре. Ведь заутреня-то начинается у нас… сам знаешь… в шесть часов утра… А братия поднимается на работу с рассветом. Вот ты и прикинь: много ли приходится на сон монахам малого чина и послушникам?

— Да, не много, — согласился Степан.

— Распорядителям, досмотрщикам да разным там попам, дьякам и прочему клиру — что?! Они и днем выспятся… вдоволь!.. А монахам малого чина и послушникам днем роздыху нет… Нет, Степа, нет!.. Дай-ка бутылку-то…