Борис Левин - Юноша

Таня, мягко прищурив глаза, вкрадчиво запела:

— Ей-богу, роскошная баба! — восторгался Владыкин, похлопывая Таню по спине.

Миша неоднократно собирался пойти к Нине. Но всякий раз, когда он вспоминал свой последний разговор с ней и о том, что он у Нины может встретить Праскухина (Миша не знал об отъезде Александра), у него не хватало духу пойти. Его одолевала жажда мести. Миша думал, что настанет день — и он прославится. Его имя прогремит. Вот тогда он придет к Нине… Он забросил краски, ничего не писал. Он халтурил в иллюстрированных еженедельниках и зарабатывал много денег. Часто в компании знакомых художников Михаил играл в карты. В покер. Азартная игра облегчала страдания. Он возвращался на рассвете, после крупного выигрыша. Во всех карманах лежали смятые кредитки. Но на что ему деньги?..

Дворники поливали асфальт. Струйки воды поблескивали на добром утреннем солнце. День будет жаркий. Миша брел усталый, насвистывая что-то очень грустное.

Впереди шли двое и громко разговаривали.

— А как по-твоему? — услыхал Михаил. — Грельс останется?

— Останется.

— А Суходжинский?

— Не останется.

Это были писатели. Они продолжали свой ночной разговор о том, кто из литераторов останется в веках. Они называли никому не известные имена. У них был какой-то свой счет. На углу писатели остановились, и один из них с дрожью в голосе спросил:

— Скажи, а я останусь?..

— Ты? Останешься… А я? — осведомился другой не менее тревожно.

— Ты, — с некоторой натяжкой ответил его товарищ, — пожалуй, останешься. Но тебя губит схематизм.

Миша подошел к ним и с болезненной улыбкой спросил:

— Михаил Колче останется?

— Первый раз слышим, — ответили дружно литераторы. — Мы его и не читали.

Вечером Миша пришел к Нине. Он весь день ничего не ел: так волновался перед встречей с Ниной. Нина встретила его холодно. Он, не садясь, говорил ей о том, что больше не будет играть в карты, бросит пить, поедет к матери, будет много писать, а осенью вернется в Москву и поступит в университет. Он будет заниматься математикой. Ему надоели пингвины. Синеокова он тогда у Владыкина ударил, и очень рад.

— Как противно! — с отвращением произнесла Нина.

Она с раздражением слушала Мишу, зная наперед, что он скажет. Да и сказать-то ему нечего. Слушая его, Нина думала, что она уже где-то об этом читала в толстых журналах за тысяча девятьсот одиннадцатый год. Вот он сейчас начнет клясться в любви: «Я вас так люблю, Нина. Слышите сердце… сердце?» Как все это старо и уныло!

И действительно, Миша не заставил себя долго ждать. Он заговорил о необыкновенной своей любви к Нине. Она ему снится. Он готов за нее умереть, и так далее, и так далее.

Нина обрадовалась вошедшему Левашеву. Илья был в возбужденно-веселом настроении.

— Завтра еду на КВЖД. Редактором газеты… Страшно рад… Ну, как ты, Нина?.. Верно, я помолодел? Смотри, у меня совсем пропал живот. — И Левашев вытянулся во весь рост.

— Это верно, Илюша, ты не изменился, только поседел.

— Седина идет мужчинам, — улыбнулся Илья, обнажая большие зубы. Поправил очки, лег на диван и, щелкая пальцами, прескверным голосом запел: — Завтра утром у нас бу-удет свой ревком!

— Илюшенька, не надо петь, дорогой!

— Не буду, — засмеялся довольный Левашев. Вскочил с дивана. — Завтра еду на КВЖД. Едем вместе, Нина!

Нина сказала, что она с удовольствием поехала бы, но ей нельзя.

— Осенью поступаю в ИКП. На философское отделение.

— Это хорошо, — одобрил Левашев. — Нам философы нужны.

— Возьмите меня на КВЖД, — попросил Миша.

— Взять его? — спросил самого себя Левашев и, подумав немного, сказал: — А это идея! Нам художники нужны.

Михаил подумал: как он часто слышал это — «Нам художники нужны… Нам философы нужны…» Ему никто не нужен, кроме Нины.

Левашев перед уходом условился с Мишей завтра встретиться в отделе печати ПУРа.

— Приходите пораньше. Я вас там буду ждать. Поезд уходит в шесть сорок пять.

Миша еще долго сидел у Нины. Он поедет на КВЖД. Он отличится. Он напишет картину.

— Обо мне узнает Блюхер…

Дома Миша разбудил Пингвина и сообщил ему о том, что завтра едет на КВЖД.

— Я бы сам поехал, — проскрипел Пингвин, — но слишком стар. По-моему, меня уже надо держать в ящике с надписью: «Осторожно переворачивать».

— Сколько вам лет?