Василий Матушкин - Цвет жизни

Тарас это заметил, но и виду не подал, что собирается отсчитать пятак. С деланой благодарностью он улыбается и раскланивается…

– Спасибо!

Сунув двугривенный в карман, Тарас мигом исчезает в толпе. Господин запоздало грозит толстой суковатой тростью вслед Тарасу и что-то брюзжит. А высокая супруга рычит без стеснения:

– Балда!.. Феофан!.. Мотыга!.. – крестит она своего Артурчика. Тот еле поспевает за супругой.

А Тарас уже далеко и продолжает выкрикивать:

– Журналы с красочными картинами… Газеты… Кто прочтет, ума наберет… Самая популярная, всегда нарасхват мировая газета, местные «Ведомости»!..

Худенький мужчина в потертой и выцветшей фетровой шляпе пробежал мимо Тараса и вернулся.

– Здорово ты рекламируешь! – признал он Тарасово мастерство. – Не хотел брать, все равно одни враки, но у тебя возьму… Нравится мне твоя предприимчивость.

Получив деньги, Тарас бежит дальше. Ему некогда слушать комплименты. Надо скорее наторговать семьдесят-восемьдесят копеек, иначе не на что будет ужинать с матерью сегодня и завтракать на другой день.

Уже около года прошло с тех пор, как Тарас потерял отца при разгоне бунтовщиков возле городского сквера. Отец тогда как в воду канул. Мать же, раненая, без сознания, попала в мертвецкую, а когда очнулась, ее перевели в больницу, где она лежала два месяца.

Тарас ясно помнит тот день, когда мать вернулась домой. Поздно вечером открылась дверь, и в кухню вошла худая сгорбленная женщина. Одной рукой она опиралась на палку, в другой держала узелок, похожий на нищенскую суму.

Тарас принял вошедшую за обычную побирушку.

– Не прогневайтесь, тетя. Сами по миру таскаемся.

Пришелица как-то странно, с удушьем закашляла и хрипло проговорила:

– Тарасик, ай не узнал мамку свою… – Покачнувшись, она села на скамью рядом с ведрами.

Тарас вздрогнул, как от удара, в груди вдруг больно заныло. Так больно, терпенья нет! Он вскочил со стула и в момент оказался около женщины.

Да, это была мать, хотя из-под платка незнакомо выбивались сильно пробитые сединой волосы, а один глаз был завязан серой полотняной тряпкой. Часто моргая, Тарас не знал, что сейчас нужно делать, как говорить. Он поднял с пола узелок.

– Куда его положить, мам?..

Но мать вдруг схватила Тараса, прижала к себе и заголосила на весь дом. Она кричала дико, сильнее, чем в тот день, когда рожала Павлика. На крик пришаркали старики из другой комнаты и привидениями встали над своей дочерью. Тарасу казалось, что они выглядят даже лучше, нежели его мать. Подпирая рукой крючковатый подбородок, бабка чуть не плачет:

– Бог-то что же, бог-то что смотрит!.. И что же он смерти мне не дает… Не глядели бы глаза на эту муку…

Но дед еще храбрится и утешает. Смахивая одеревеневшей ладонью слезу, он заикается:

– Б-б-ог-то б-б-ог… Да с-с-сам не будь д-дурак. П-по-пла-кала и б-будя… В-впе-ереди м-оже не т-то б-будет… Т-тон-кая н-нитка, он-на с-скорей рвется. Что их лить зря – за с-слезы х-хлебба не к-купишь…

Что было дальше, Тарас помнит смутно.

Умерли дед, бабка. У матери осталась одна надежда – сын.

Сначала Тарас на пристанях таскал чемоданы пассажирам. Но заработок был неровный. Иной день удачным выпадет – рубль сшибешь, а потом и два, и три дня пустые. Тарас перешел на другое: брал в киоске газеты, журналы и продавал их на копейку-две дороже за номер. Правда, занятие побеспокойнее, но день побегаешь – пятьдесят, а то и семьдесят копеек наверняка в кармане.

Проводя целые дни на улице, Тарас приобрел много новых товарищей-босячат.

Один из них, называвший себя Соловьем, часто учил Тараса:

– Плохая у тебя, парень, профессия. Ты торгуй газетами, а сам поглядывай, куда твой покупатель кошель закладывает. Если место ненадежное, – возьми и вытащи. Платок выглядывает – тяни его. Это дело повыгоднее газет.

Сначала Тарасу совсем не нравились такие предложения. Но когда особенно сильно начинал пробирать голод, он стал задумываться над советами Соловья и даже мечтать втайне, что однажды выхватит из буржуйского кармана сказочный кошель с сотней рублей…

Однажды, уже под вечер, продавая последние газеты, Тарас столкнулся с Надей Зотовой. Она вышла из магазина с зембелем, из которого виднелся каравай хлеба, торчала хвостом крупная селедка и еще какие-то свертки.

– Моё вам!.. – кивнул головой Тарас и широко улыбнулся.

– Ты продаешь газеты? А чего же мне не оставил? – шутливо сказала Зотова.

– Почем я знал, что встречусь с вами, а то бы оставил журнальчик с картинками.