Было похоже, что он хочет сообщить нам что-то и важное, и интересное, но не знает, как к этому подступиться.
— А ты не гони, — остановил он Пономаря. — Не всё враз: кому жменя, а кому и мене.
— Какая жменя?! — уже застонал Пономарь и посмотрел на нас так, словно искал от этого дурака защиты.
— Жменя, говоришь? — верный себе, переспросил Васяга. — А это когда в ладошке хрен да маненько.
Этого Пономарь не вытерпел.
— Ты эскимос? — закричал он. — Ты зачем сюда пришёл?!
— Вот я и говорю, — не обращая на него внимания, продолжал Васяга. — Шурин, брательник жинки: я, грит, Васютка, — он меня Васюткой зовёт, — твово сглаза боюсь.
— Ты ещё про налимов расскажи, — зло перебил его Пономарь.
— Про налимов, говоришь? — как будто обрадовался Васяга. — А что, тоже рыбка. В уху не годится, а на жарёху: я тебе! Так вот, — вернулся он к своей теме, — я и говорю. Сглаз у тебя нехороший, грит мне шурин, брательник жинки. Посмотришь, грит, и всё по-твоему.
В конце концов, мы поняли, что в тайге Васяга ищет двух пастухов, затерявшихся в ней пять дней назад. Пошли искать отбившихся от стада оленей и нет их.
— Говорил им, дуракам, — смеялся он, — не ходите. Сёдня сглаз у меня нехороший. Завтра идите. А они: ха! Вот и ха: утопли, наверное.
По тому, как Васяга говорил о своей способности к сглазу, было видно, что это и есть то главное, к чему он долго не мог подступиться. Правда, выдавал он это с видом человека, который и сам-то не очень верит в то, что говорит.
— Шут его знает, — продолжал он, — намедни собака у шурина издохла. А он: я, грит, Васютка, — он меня Васюткой зовёт, — за сглаз мово Шарика тебе морду набью.
— «Намедни!» — зло передразнил его Пономарь и сплюнул в костёр.
— А ты не злись, — уже строго заметил Васяга, — и не таких тайга хайдакает.
И, как показалось, нехорошо посмотрел на Пономаря.
— Да пошёл ты! — выругался Пономарь и, взяв топор, ушёл валить для костра недалеко стоящую сухую лиственницу. Раз ударил по ней, два — не поддаётся. Рассердился да как ахнет третий, она и сбросила ему на голову свою верхостоину. Ойкнул Пономарь и тяжело осел на землю.
— Ишь, ты! — удивился Васяга и, быстро попрощавшись, скрылся в тайге.
У костра сидели двое: на толстом бревне — грубосколоченный Чугунков с рыжими от курева усами, на жёрдочке — худая, в другом ничем не примечательная Маргарита Ивановна. Стоящая за их спиной палатка была одна на двоих, и Чугунков ждал ночи. «Надо поделикатней, — глядя на Маргариту Ивановну, думал он, — а то скажет: бабник». Была у него припасена и бутылка водки. Маргарита Ивановна тоже ждала этой ночи. Глядя на Чугункова, она думала: «Надо построже, а то скажет: проститутка».
— Что ни говорите, Маргарита Ивановна, — начал разговор Чугунков, — а всё идёт от большой любви.
— Ну, уж, — не согласилась с ним Маргарита Ивановна, — где это вы её видели?
— А вот и видел, — ответил Чугунков игриво.
— А видели, так и расскажите, — потребовала Маргарита Ивановна.
Так как в своей жизни Чугунков большой любви не видел, он её стал выдумывать. Своего друга Ваську, недавно утонувшего в реке по-пьянке, он представил по-большому влюблённым в свою потаскуху Катерину. Когда эта Катерина, — а она в рассказе была не потаскухой — ему отказала, Васька забрался на высокий утес и оттуда сбросился. Врать Чугунков не умел, и поэтому увязать правду с вымыслом, а начало с концом ему не удалось.
— В общем, допился, — закончил он свой рассказ.
— Как допился?! — не поняла его Маргарита Ивановна. — Он что, пил?
— Только по праздникам, — спохватился Чугунков.
— Пьянство и любовь несовместимы, — категорически заявила Маргарита Ивановна. Чугунков стал прикрывать рюкзаком уже вынутую из него бутылку водки.
— Что это вы там прячете? — увидела Маргарита Ивановна.
— Да так, — пробормотал Чугунков и сделал вид, что роется в рюкзаке.
— А чего в рюкзаке ищете? Уж не водку ли?
Чугунков перестал рыться в рюкзаке и уставился рыжими усами в костёр. Ему было неловко. Казалось, что его, как мальчишку, поймали за нехорошим занятием. «Ну, и пошла ты!» — решил он и стал устраивать лежанку у костра.
— Уж не спать ли вы здесь собрались? — спросила Маргарита Ивановна.
— Ну, и что?! — грубо ответил Чугунков.
— Так ведь холодно, — забеспокоилась Маргарита Ивановна.
— Водкой согреюсь, — успокоил её Чугунков и, набросив на себя одеяло, растянулся у костра.
«Переиграла», — поняла свою ошибку Маргарита Ивановна и решила её исправить.
Читать дальше