Самуил Гордон - Избранное

С некоторых пор Виктор стал частым гостем в полуразрушенном домике на тихой зеленой улице. И хотя он пока ни словом не обмолвился о том, что в подобных случаях ожидают услышать от молодого человека, Шифра, умная преданная мать Шифра, все равно уже смотрела на него как на зятя. И точно так же, как не желала для своей старшей дочери лучшего мужа, чем скромный, работящий Наум, так и не желала лучшего суженого для младшей, чем этот красивый самостоятельный Виктор Эммануилович Корф.

Материнское сердце — часы чуткие. Виктор тоже не желал себе другой жены и другой матери для своей маленькой Машеньки, чем Аня. Но скажет он ей это в тот день, когда получит отдельную комнату в доме, который строит завод. Ждать оставалось недолго.

И вдруг, когда недели за две до того, как получил комнату, он принес билеты на концерт известного скрипача, Аня отказалась пойти, сказав, что сегодня не может.

— Тетя опять заболела? — с сочувствием спросил он.

И тут в комнату вошла из кухни Шифра.

— Какая тетя? Что за тетя? Да не слушайте вы ее, — обратилась Шифра к удивленному Корфу. — Никаких тетей, никаких дядей у нее тут нет. Хотите знать, почему она не может сегодня пойти с вами на концерт?

— Мама, не надо! Я запрещаю тебе…

Но Шифра ее не слушала:

— Чего ты, дочка, стыдишься? Того, что фашисты, будь они прокляты, оставили нас голыми и босыми, в одном, можно сказать, исподнем, так что вам и переодеться не во что, когда постираете?

— Мама…

— Ну что «мама», что «мама»? Виктор Эммануилович человек военный, на фронте он всего насмотрелся и все понимает…

— Мама, прошу тебя.

— Нечего меня просить. Я должна наконец все ему рассказать! Дело ведь понятное, девушки взрослые, хотят одеться понаряднее. А заработка хватает только на то, чтобы свести концы с концами. То надо, это надо! Мы ведь остались ни с чем, как после пожара. Ну, а пока что девочки сшили себе выходное платье одно на двоих. И если одна куда-нибудь собирается, ну, в клуб там или в гости, то второй приходится дома сидеть. Старшая вот стесняется сказать об этом Науму, а эта — вам. Глупые девочки. Нашли чего стесняться.

Виктор весело рассмеялся и настоял на том, чтобы Аня пошла с ним на концерт в своем единственном платье.

Возвращаясь из филармонии, Виктор сказал наконец Ане то, что собирался сказать ей, когда получит комнату.

Ровно через три недели ему вручили ключи от небольшой солнечной комнаты на четвертом этаже нового заводского дома.

Вместе с этой новостью он принес Ане свой первый подарок — светло-коричневое платье с вышитой на груди веткой сирени.

А к свадьбе заказал для своей Анюты другое платье — шелковое, цвета небесной лазури. Но перед тем как отправиться в загс, Аня вдруг передумала и надела светло-коричневое платье с вышитой нежно-лиловой веткой сирени.

Перевод автора.

До того как я отправился путешествовать по местечкам, я думал, что Воронково находится не иначе как возле Полтавы. И вдруг узнаю: местечко, по которому Шолом-Алейхем так тосковал в далеком Нью-Йорке, его благословенная Касриловка, она же Воронково, которая была мила его сердцу, «как ни один город в мире, так мила, что он не может ее забыть и не забудет во веки веков», — находится, оказывается, недалеко от Киева. Да и как я мог думать иначе, если сам автор автобиографического романа «С ярмарки», в книге книг своих, в любимом своем сочинении, в песне души своей, написал о Воронкове-Касриловке:

«Находится она, если вам угодно знать, в Малороссии, в Полтавской губернии, недалеко от древнего исторического города Переяслава».

Не знаю, может быть, потому мне так запомнились эти географические приметы Воронкова, что узнал я их в детские годы, когда сам жил в Полтаве на Новопроложенной улице, которой много лет назад присвоили имя Шолом-Алейхема. И разве только Воронково и Переяслав принадлежали к Полтавской губернии? А Лубны, где Шолом-Алейхем был недолго казенным раввином, к какой губернии принадлежали? И вообще в Полтаве Шолом-Алейхема считали земляком так же, как Гоголя, хотя Гоголь происходил из Миргорода. Конечно, Миргороду больше повезло, чем Воронкову. Если бы Шолом-Алейхем не переименовал Воронково в Касриловку, Воронково так же, как Миргород, прославилось бы на весь мир.

На нашей Новопроложенной улице, которая от начала до конца принадлежала извозчикам, грузчикам, шарманщикам, лудильщикам и просто бедным людям, в географические карты и атласы не заглядывали, а глобусов, вероятно, никогда в глаза не видели, — откуда здесь было знать, где кончается одна губерния и начинается другая? И что полтавское Воронково находится возле Киева?