Владимир Дудинцев - Повести и рассказы

— А Ваську я, можно сказать, только сейчас разглядел. — Степан Абакумович повернулся к нему. — У печи, в очках, не видно. А теперь вижу. — Он перевел взгляд на Тимофея, на всю свою бригаду и опять на Василия. — Теперь вижу во весь рост. Картины не портит!

1948 г.

В новом районе Москвы был построен прошлым летом восьмиэтажный дом с множеством маленьких и больших квартир. Найти этот дом легко. Он песочного цвета и занимает целый квартал. Окна и балконы его выходят на три улицы, и с трех же сторон он запирает широкий двор, который сейчас уже превратился в парк с фонтанами и скамейками.

В прошлом году, в июле, когда комиссия принимала готовый дом, зелени здесь еще не было. Люди ходили по горам битого кирпича.

Комиссия приняла дом с отметкой «четыре с плюсом», написала постановление о немедленном приведении в порядок двора и ушла. И вскоре, в один день — в один прекрасный день! — сюда съехались десятки грузовиков. Прихрамывая и щелкая протезом, пришел управдом — инвалид Отечественной войны. Он принес чемодан, полный ключей в связках. Везде замелькали матрацы, ножки перевернутых столов, поплыли, скрываясь в подъездах, тяжелые шкафы, запрыгали, закричали от радости дети, с балкона на четвертом этаже залаяла гробовым голосом огромная черная овчарка: началось вселение жильцов.

В первые несколько дней никто никого еще не знал здесь — имеются в виду взрослые. Соседи обменивались еще первыми внимательными взглядами. Но у ребят, которые в первую же минуту после переезда понеслись во двор, — у них сразу наметились прочные союзы. Все дети знали друг друга уже на второй день, и именно здесь, во дворе, среди ребят родилось то, что впоследствии у взрослых получило название коллектива жильцов.

На пятый или шестой день, после того как все квартиры были заселены, во дворе на асфальтовой площадке произошло событие, пустячок, которому никто не придал значения. А между тем, как часто бывает, из пустячка выросла целая история.

Вот как было дело. Девочка Женя побежала за мячом в тот угол двора, где к дому пристроено крыльцо с крышей, ведущее не вверх, а вниз, в таинственный, всегда запертый подвал. Женя схватила мяч, сейчас же уронила его и закричала:

— Ой, кого я увидела! — и зашептала: — Идите скорей, девочки, кто здесь сидит!

Девочки сбежались и увидели внизу, на самой нижней ступеньке — в подвале — маленького дрожащего головастого щенка. Он был из дворняжек — пушистый, словно сделанный из белой цигейки. На боку у него было черное пятно. И два таких же черных пятна были, как очки, посажены ему на мордочку — настолько черные пятна, что не видно было глаз, а глаза эти были печальны — щенок как будто плакал.

Тонконогая девочка с косичками, оттолкнув маленькую Женю, бросилась к нему, запрыгала по ступенькам. Щенок очень смешно — сидя — попятился от нее и забился в угол. А когда девочка взяла его на руки, то под ним на цементе оказалась маленькая лужица: так он испугался.

Девочка вынесла его наверх. Здесь его рассмотрели, и маленькая Женя, становясь на цыпочки, сказала:

— Всегда, когда дети очень маленькие, у них вьются волосы.

Но девочкам не удалось поиграть со щенком. Уже летела по двору эскадрилья истребителей — наши мальчишки. Девочки, потемнев лицом, умолкли и, не сводя с противника глаз, отошли в сторону, и мальчишки унесли щенка в другой — в свой — угол двора.

Там, на старом, разломанном плетеном стуле щенку дали имя — Тобик. С ним пытались поиграть, но он был что-то очень печален: должно быть, грустил по своей матери.

Потом к нему со стороны подошел мальчик постарше — очень красивый, больше похожий на девочку. Выгнув дугой черную бровь, он пропел «тррамм!» и больно щелкнул Тобика по носу. Щенку это не понравилось. Он отвернулся и стал глядеть как бы в сторону, гневно выкатив белки глаз. Но смотрел он только на обидчика. И как только тот снова пропел свое «тррамм!» и потянулся к носу Тобика, пес приподнялся и зарычал. Зарычал и залаял — в сторону, вверх, но это адресовалось злому мальчишке. А мальчишка будто не слышал — еще больнее щелкнул Тобика. Щенок залаял громче и заплакал.

И вдруг злой обидчик оставил Тобика и, сунув руки а карманы своих застегнутых у колен шаровар, притопывая, пошел в сторону. Почему? Вот почему: он знал, что делает нехорошо. А тут как раз показались из-за угла ребята — его ровесники, от которых ему могло попасть, и он поспешил с улыбкой отойти.