Альберт Мифтахутдинов - Головы моих друзей

Немного лосятины мы берем с собой, остальное Володя увозит на базу. Ему еще дается задание привезти хлеб.

У нас сегодня очень много работы. Обнаружен участок аномалии. Кажется, нам повезло. Ребята обрабатывают участок «Встречный-1», мы с Жорой — «Встречный-2». Сделали десять профилей с расстоянием по десять метров между каждым, на каждом профиле примерно по восемь-девять точек с пятиметровым расстоянием между ними. Стрелка на моем приборе колеблется у 65, хорошая отметка, обнадеживающая. Если в конце сезона ничего не будет лучше, мы взорвем эту сопку. Мы посмотрим, что у нее внутри.

Делаем на костре шашлык из лосятины и часть мяса, завернув в бумагу, зарываем в гальку, на которой горит костер, получается отличное блюдо — мясо в собственном соку, лучше, чем в духовке.

Бич с нами. Когда уходили, привязали Бича, чтобы он остался на базе. Бич скулил, вырывался, обхватил лапами ногу Жоры — не пускал. Предчувствовал, что мы уходим надолго. И он все-таки сорвался с веревки и снова ходит в маршруты.

…Неизлечим я от дорог, неизлечим от путешествий. Все чаще думаешь о том, что поле кончится и придется выбирать другие маршруты, где не будет с тобой пеледонских ребят. И удивляешься, как раньше мог жить без этих ребят, без этих маршрутов. Но знаешь, что всегда будет в награду огонь костра. Сколько еще костров предстоит разжечь!

Приходим на подбазу, и Володя встречает нас улыбкой до ушей. Мы знаем, что-то произошло: что?

— Только что были промывальщики. Они сказали, что на базе был вертолет. Промывальщики ушли, но оставили письма.

Слава получает одно письмо, Жора — одно, но зато толстое, как энциклопедический словарь, студент Сережа Певзнер семь — от бабушки, от дедушки, от мамы, от папы, от жены.

Ребята разбредаются по палаткам читать письма.

Мне и Володе ничего нет.

— Тебе есть посылка, — говорит Володя.

Я собираю в кулак нервы и спокойно спрашиваю:

— Где?

— На базе.

До базы тридцать километров, и неизвестно, когда мы там будем.

Очевидно, что-то написано на моем лице, потому что Володя идет к Кривоносову и говорит, что на базе есть еще хлеб и к утру он смог бы вернуться.

— Езжай.

Володя седлает трех коней и уходит, погрузив на них образцы.

А я пока разбираю газеты. Тут есть и свежие, но в основном те, что были на базе и приготовлены для заворачивания образцов.

Вся наша база завалена комплектами журналов «Здоровье» и «Дошкольное воспитание» за три года. Кто-то из юмористов занимался снабжением нашей базы.

Уже ночь. Жора просит по компасу определить время. Азимут луны у меня давно уже засечен, и я примерно помню основные параметры. Сейчас на компасе юго-запад 170 градусов. Значит, примерно два часа ночи.

— Без двадцати два — поправляет Жора. Оказывается, часы у него в порядке, просто он хохмит от избытка хорошего настроения в связи с получением письма.

Я разжигаю огромный костер — ориентир для Володи. Кидаю в огонь несколько бревен — столб искр поднялся до неба. И вдруг слышу выстрел — это Володя увидел огонь, он где-то недалеко.

Все вылезают из палаток.

И вот Володя подъезжает, вручает посылку, Кривоносов кричит:

— Если там что-нибудь булькает, не трогать, сбереги до конца поля!

— Ладно.

Ухожу в палатку, ребята сильней разжигают костер.

В посылке сорок пачек великолепных сигарет с фильтром «НВ», о которых я еще вчера мечтал как о необычном, бутылка итальянского «золотого бренди» и письмо с приветом всем ребятам партии и особливо Славе Кривоносову.

— От кого привет? — недоверчиво спрашивает Кривоносов.

Ах, черт! Я же совершенно забыл, что все делал втайне от Славы, еще тогда в Анадыре, когда он был «капитаном Рулли». Ах, черт!

Слава недоверчиво и подозрительно косится на письмо.

И я признаюсь.

Да, Слава, было дело, послал я девчонкам в ГИТИС (есть у меня там хорошие друзья), так вот послал я им приглашение к нам на практику и раструбил про наш театр, и выслал двадцать фотографий, и на каждой Кривоносов — вот он на сцене, вот в гримерной, вот отдельно, вот в коллективе, вот в набедренной повязке, вот играет на трубе… Но к нам они не поехали, далеко все же, поехали на «Мосфильм», а мне прислали, письмо, и сигареты, и роскошный бренди, и приветы Кривоносову, хотя об этом я их совсем не просил, сообщил, чтоб не ждали писем: в поле я. И вот нашли все же, молодцы. Хочется сию же минуту сделать им что-то такое, чтобы радовались, как я сейчас. И я перечитываю смешной и трогательный адрес: «Анадырь, геологическое поле, доставить…» мне. Представляю, как улыбались на почте. Но все-таки доставили! Сколько людей подчас причастно к радости одного человека…