Леонид Кокоулин - Колымский котлован. Из записок гидростроителя

Так и разлетелись. Уехал я с Диксона. Полгода мотался, потом узнал, что Вовка ГЭС строит. Вот и подался к нему. Все вдвоем веселее будет. Встретил он меня, мест в общежитии не было, двое на койке спали. Потом мне дали комнату. А Вовка как раз задумал жениться. Хлопоты начались.

Я у него и за свата, и за отца, и за брата. Забегал иногда к ним посидеть. А потом враз все отрезало.

Славка сутулит спину.

— Отрезало, — повторяет он. — Как-то решил забежать к Вовке: спросить, не получал ли каких вестей с Диксона. Стучу. Слышу, воду пьет, зычно так.

— Это ты, Славка? — спрашивает. — Чего тебе? Поздно уж и наследишь, моя только пол вымыла. Заходи завтра.

Сказал ему пару слов, и подался на ЛЭП. Вот тебе и дружба.

Славка умолк. Он часто так: оборвет рассказ и задумается.

А мне тоже стало нудно, и от рассказа и от дороги. Монотонное пение мотора, ритмичная качка надоели до тошноты. Хоть бы какая-нибудь живность: птичка, зверушка встретилась. Унылый однообразный коридор мелкого леса. С ума сойдешь.

Смотрю на Славку. В бороде у него лепешки мазута. Глаза какие-то мутные. В такт машине клюет носом.

— Свернешь рубильник, — говорю.

— Тебе что, жалко?

— Жалко.

Славка шмыгает носом, глаза у него гноятся от недосыпания, от всполохов, от снега. Он лениво тянется за папиросой — пачка «Беломора» защемлена в стеклодержателе. Ну и ручища у него! Долго не попадает в пачку обмороженными пальцами. (Эх бы, сарделечек горячих!)

Андрейка сейчас вовсю спит. У меня голова не держится, хоть лом глотай.

Славка сидит, как сыч, недвижимы стали глаза простоквашные. Присмотрелся: дрыхнет, как только едет!

— Эй, — кричу, — сохатого чуть не затоптал!

Заморгал.

— Остекленел, что ли, я? — И для порядка крутит баранку.

Въехали на «Дунькин пуп», так прозвали ребята гору на перевале. Веселее пошло, вот и поворот, на обочине щит — эмблема нашей республики: анкерная опора, изолятор, бутылка перцовой, тушенка. В распадках сереет, а на востоке по горизонту будто мазнули белильной кистью. Под утро всегда сильнее тянет ко сну. Вот уже видно, как из трубы тянется к небу белый, как вата, дым.

— Не спят, что ли? — говорит Славка.

Подъезжаем. С подветренной стороны палатки «молотят» тракторы. Так всю зиму и стрекочут трудяги, их не глушат, а то не заведешь. С непривычки не уснешь.

В палатке вкусно пахнет. С полсотни румяных ландориков на столе. Талип в белом переднике хлопочет у печи.

— Праздник какой? — спрашиваю.

— Какой? Тоже мне дед. Сегодня же день рождения Андрюхи.

Вот досада, что-нибудь надо было привезти пацану. Славка подает мне плоский ящик, догадываюсь, — слесарный инструмент.

— Бери, дед. А я подарю этому заклепу компас.

И Славка лезет за печку спать, это его любимое место, как у кота.

Сажусь на скамейку, облокачиваюсь на край стола. Есть не хочется. Чай в кружке уже остыл. Вставать тоже неохота. Кемарю.

— Дед, а я тебя узнал, — шепчет на ухо Андрей и обнимает за шею. — Сказки привез?

Андрей в новом костюме с начесом.

— Кашу будешь? — он разом приносит чашку, ставит на стол и хватается ручонками за валенок, упирается ногой мне в колено — помогает разуться. Он давненько не стрижен и на висках косички.

— Дед вернулся! Вот видите, я же говорил, — кричит Андрей.

— Тихо, Андрюха, пусть спят.

— А ты мне разрешишь на тракторе работать или мотор собирать? — тараторит Андрей.

— Смотри, это лиса прислала, — говорю и отдаю ящик.

Андрей открывает его и замирает от восторга.

— То, что надо! — Вынимает из гнезда молоток, гладит полированную ручку. — Она стеклянная?

— Нет.

— Попробую.

— Разбудишь ребят.

— Все равно вставать пора, — поддерживает Талип.

Андрей заколачивает гвозди.

— Молодец лиса.

Ребята поднимаются, в палатке становится тесно. Подходит ко мне Талип, щурит глаза.

— Работать — так товарищ дорогой, деньги получать — так гражданин задрипанный? Почему кассир обводил меня в черную рамку?

Вечно эта бухгалтерия что-нибудь перепутает.

Андрей тоже лезет с поддержкой.

— Да, дед, не дали нам деньги. Пропустили в табеле.

— Мал еще нос толкать, — обрывает Талип Андрейку.

— Разберусь, — обещаю Талипу, а Андрей уже жмется ко мне. Он всегда радуется, когда я приезжаю. Хватает меня за руку и первым делом спрашивает; «А сказку привез, не забыл?»

Вспоминаю. Как-то мы со Славкой приехали в бригаду поздно ночью. У Славки привычка: приедет — заглушит мотор, откинется на спинку, закроет глаза — отдыхает.