Владимир Христофоров - Деньги за путину

Но вот и рама. На нее прыгнул Витек, за ним Омельчук. То и дело приходилось с боков подрезать кошель, пропуская в садок часть улова. Савелий работал с шумным восторгом, покрикивал, торопил, успевал по ходу выбирать мусор, приглядывал, чтобы кунгас не развернуло боком. Одним словом, работал профессионально, с увлечением.

Наконец рама грузно осела по самые доски, иные рыбины, пружинисто изгибаясь, преодолевали это препятствие и тотчас исчезали в пенной воде. Если им повезет миновать невод Генерозова, уберечься от жадных зубов белухи и сеток браконьеров, то впереди на многие сотни километров откроется спокойная извилистая дорога в самое верховье Лососевой реки, где она круто поднимется галечными перекатами и меляками, тихими прозрачными омутками, удобными для метания икры. Еще несколько дней усталые рыбины будут держаться возле нерестилищ, охранять их от хариусов — любителей полакомиться красной икрой. Потом силы окончательно уйдут, худая и побуревшая телом кета безвольно унесется водяным потоком снова вниз, в скорую свою гибель. Кетинки-мальки перезимуют зиму под прочным щитом льда и весной по мутной воде скатятся в далекие моря, чтобы прожить жизнь и снова вернуться в родную Лососевую реку — дать потомство и умереть.

Вторую раму решили не загружать — это сделает вторая смена. Сейчас предстояло в целости и сохранности отбуксировать взятый улов. Кунгас решили оставить в неводе, чтобы не мучиться с его буксировкой. На рыббазу отправились Антонишин, Савелий и Омельчук.

Слава Фиалетов слишком поздно обнаружил свою ошибку. «Старый дурень! Надо было прямо от самого невода брать мористее…» Катер, несмотря на все его усилия, упорно сносило влево. Груженая рама — плавучий якорь — тянула вбок. Резко взять вправо Слава боялся — может накрыть боковая волна. Он до боли сжал баранку руля и оглянулся на ребят. Ладно бы со своей рыбой, а сейчас, что случись, скажут: мол, все ясно, рыбка-то чужая, душа не так болит…

Выбрав момент, Слава резко бросил катер вправо — БМК рявкнул, прыгнул носом, и тут Фиалетов почувствовал слабый-слабый толчок. Убрал газ и вывернул влево. Вовремя — волна накатила с кормы, приподняла суденышко и ушла вперед. Порядок.

— Осторожно! — крикнул в ухо Савелий. — Что-то не так с рамой.

Слава выждал очередную волну и опять попытался взять как можно мористее — канат натянулся, все увидели, что рама нырнула передним углом и не сдвинулась. Чего боялся Фиалетов, то и случилось — зацеп рамы. Он развернулся на сто восемьдесят градусов, ребята лишь успевали выбирать буксирный канат, чтобы не намотало на винт. Впереди точкой чернела палатка Татаринова. «Там, наверное, глаза на лоб вылезли, — подумал Слава. — Откуда им знать, что у нас произошло». Не доходя метров тридцать до рамы. Слава опять взял резко в сторону моря. Когда трос натянулся, все опять ощутили легкий толчок. Это серьезно!

— Что делать? — Слава вопросительно смотрел на ребят.

— Пока только одно — нельзя дергать. Порвешь дель — вся рыба уйдет, — сказал первым на правах старшего Антонишин.

— Что делать? — опять переспросил Слава. — У берега раму не обойти — накатом всех нас с потрохами выбросит. Может, еще с какой стороны подергать? Может, отцепится, а? Впрочем, я это место знаю. Тут арматурина торчит с прошлого года. Сейчас прилив — так не видать.

— Подходи к раме, — сказал Омельчук. — Я что-то придумал.

БМК ветром подогнало к раме. Омельчук спрыгнул, закрепил катер. Потом на четвереньках пополз вдоль бочек-поплавков, дергая во все стороны тугую дель. Какое там!

— Я всегда этого места боялся, — оправдывался Слава. — Всегда его опасался. А вот не уберегся, язви в душу! Сносит и сносит. На фиг нужен мне этот берег? Никогда не жался к берегу, мне простор нужен. Я же в морях плавал. — Слава боялся, что его упрекнут страхом открытого штормового моря.

Омельчук забрался на катер.

— Такая, братцы, система, — оказал он, тяжело дыша и утирая мокрое лицо. — Сидит крепко. Не пойму только, на дне рама или просто зацеп.

— Дна сейчас не достанет, — неспешно подтвердил Слава. — Пока прилив. По отливу она, конечно, ляжет на дно — тогда всей рыбе амба. В нашем распоряжении еще есть время.

— Слава, у тебя в заначке всегда водился, насколько я знаю, спирт, — сказал Омельчук.

— Был! — испуганно произнес Слава. — То есть есть и сейчас. А-а зачем? Согреться? Так его мало…

— Только не сейчас. После того, как нырну.

— Нырять? Ты замкнулся, что ли? — Слава обнял Омельчука. — Не пущу. Я тут главный. У тебя блондинка и все такое. Не пущу. Ребята, чего вы молчите?