Альберт Мифтахутдинов - Закон полярных путешествий - Рассказы о Чукотке

Когда вечерний туман обволакивает дома, в некоторых раздаются неясные голоса, какие-то шумы, и кажется, будто тени мелькают в окнах, и мысли о привидениях невольно начинают тревожить. Нет, одному в тундре лучше, чем в пустом поселении… Ты один со своей палаткой и оружием, и костром, и тебе спокойно — ничто не тревожит, только непогода. А если и зверь поблизости, он обойдет стороной.

Вот как-то маршрутили мы по среднему течению нашей речки, к вечеру пал туман, мы уже готовились к ночлегу, я заливал костер. Он зашипел, и клуб белого пара оторвался от земли и поднялся вверх, растворился в тумане. И тут сбоку раздалось чье-то хрюканье.

Я оглянулся и оторопел — мимо палатки шли не спеша медведица и два медвежонка. Звери видели палатку и костер, но тем не менее шли близко, посматривая в мою сторону.

Мамаша остановилась, один из малышей направился к палатке, она рыкнула на него, он вернулся. Я позвал ребят, вылез Виталий с ружьем, зарядил жаканом, ждал. Вася кинул мне фальшфейер, а сам лихорадочно рылся в своем фотохозяйстве, искал пленку самой высокой чувствительности, которая могла бы сладить с туманом.

Я зажег фальшфейер, швырнул его в сторону медведицы. Малыши отскочили.

Представьте себе сотни три бенгальских огней, горящих одновременно, — вот какой огонь у фальшфейера.

Сноп пламени и дыма бился на земле, медведица удивленно смотрела, как занимается мокрая тундра, больше минуты горел огонь, потом она подошла к внезапно затихшей шутихе, запах ей не понравился, она рыкнула на малышей, и они потрусили в гору, не тронув людей и палатку.

Виталий перевел ружье на предохранитель, а Вася вздыхал и охал, сетовал на «закон всемирного свинства», по которому, когда есть сюжет, непременно не окажется под рукой фотоаппарата или нужной пленки.

Медведица была черной, и мы запомнили яркий рыжий кусок на ее правом боку.

— Пыталась стать искусственной блондинкой, — заметил Виталий, — но узнала, что сейчас не модно.

К нам в бухту зашел вельбот чукотского морзверобоя Акко, и я ему рассказал о встрече с Рыжебокой, о том, что она не боится огня.

— Знает людей… все понимает, вот и не боится. У меня для них есть оружие. — Акко засмеялся и вытащил из кармана виеви.

Это два длинных ремешка, соединенных куском кожи, как у рогатки, только кожи больше и посередине с разрезом — чукотская праща. В кожу закладывается камень, праща раскручивается над головой, потом резко останавливается в том направлении, куда в этот момент показывает рука, камень вылетает, а кожа резко хлопает, вот почему там прорезь — для звука, и звук получается сильнее, чем от выстрела малокалиберки.

— Медведь не любит виеви, — смеется Акко.

Но сейчас я один, и Акко не заедет больше сюда, и даже чайки в туман не садятся на крыши пустых домов.

На троих у нас слишком много оборудования. Когда долго ходишь пешком, любая мелочь в рюкзаке, кажется, весит вдвое больше.

Перед экспедицией Васе было строго наказано, чтобы поменьше брал фотоаппаратов, пленки и разных там объективов. Он уверял, что взял минимум. Но когда по приезде на место мы распаковались на берегу, нашему взору предстал добытый из недр спального мешка объектив чудовищных размеров. В линзу этого объектива можно было вставить Васину физиономию в натуральную величину вместе с бородой. Поднять это чудо фототехники можно было только двумя руками.

— Это телевик, — наивно оправдывался Вася. — Сам делал. Без телевика нельзя… гм…

«Им бы сваи в землю забивать», — мелькнула у меня рационализаторская мысль.

— По утрам годится вместо гантелей, — вздохнул самый сильный из нас Виталий.

— Я сам его буду таскать! Черствые люди, что вы понимаете в искусстве? Эх!

Вася засунул телевик в спальный мешок, взвалил его на себя и, крякнув, пошел к домику.

На птичьем базаре мы оставили Васю среди камней в засаде, а сами спустились на берег. Море штормило. Снизу Васин телевик выглядел пушкой времен адмирала Нахимова, направленной в сторону фрегатов Ага-паши. Одного выстрела мортиры такого калибра было бы достаточно, чтобы ни птиц, ни базара не существовало больше никогда.

Мы уходили по берегу от базара, чтобы не пугать птиц и не мешать Васе работать Берег труден — большие каменные развалы. Приходится карабкаться по скользким валунам, волны разбиваются о них, обдают нас брызгами. Мокрые, мы вышли наконец на узкую галечную косу под высокими обрывами.

У отдельного камня клыками кверху валялся мертвый морж. Волны шевелили его тушу. Мы заметили кучки медвежьего помета, крупные следы, а рядом следы помельче. Медвежье семейство совсем недавно побывало тут.