Морж был цел, звери его не тронули. Знать, были сыты. В это время года они с большей охотой едят ягоды, мелких грызунов, коренья, травы. Вот если б весной они на него наткнулись — другое дело, весной они шастают по берегу, едят выброшенную штормом рыбу, мелких, крабов, водоросли. — все, что попадется. Весной не погурманствуешь.
Следы вели к соседней скале, на ней тоже ютились птицы, тысячи птиц.
— Тише! — тронул меня за руку Виталий.
По обрывистому склону карабкалась медведица. Шла она легко, только из-под лап сыпались земля и мелкие камни. За ней тянулся малыш. Виталий протянул бинокль:
— Смотри, да это блондинка!
Действительно, на боку медведицы рыжело пятно. А где же второй медвежонок? Второго нигде не было. Мы пошли к скале, чтобы рассмотреть зверей поближе. Медведица заметила нас, но не волновалась. Она понимала, что на скалу за ней мы не полезем, не такие дураки.
— Уж больно долго лезть, — нашел причину Виталий.
— Совсем нет времени! — охотно поддержал я его.
Рыжебокая смотрела на нас сверху и, казалось, ехидно улыбалась, достойно ценя наше благоразумие.
И тут шевельнулся большой валун на вершине скалы, и мы увидели — это был не камень, а второй медвежонок. Он сидел тихо, затаившись, и когда над ним пролетали птицы, хлопал лапами над головой, хватал их, а потом поочередно рассматривал сначала одну лапу, потом другую и недоумевал, почему же у него нет добычи. И опять тихо сидел, дожидаясь стаи, опять напрасно хлопал над головой лапами, ну совсем как малыш в детском саду, снова поочередно рассматривал каждую лапу, и мы догадывались, как ему, должно быть, обидно.
Мы бы и дальше наблюдали это уморительное зрелище, но звереныш заметил мать и братца, бросил свое бесполезное занятие и неохотно поплелся вслед за ними.
Если рассказать Васе, какой он прозевал сюжет, охотясь с «мортирой» на птиц, — значит, испортить ему настроение на все поле, и мы договорились молчать.
Но морж — это тоже событие. И Вася заснял его во всех эффектных ракурсах. Потом я надрезал верхнюю губу моржа, там, где вибриссы, и потекла сукровица. Значит, туша не старая, умер он недавно. Видимо, подранок. Впрочем, давность смерти у моржей трудно определить, кровь его сворачивается с трудом, и этим можно объяснить, почему чукчи готовят копальхен — кислое мясо, которое не портится в яме и долго хранится, именно из моржатины. Китовое, например, никогда не заготавливается впрок, оно портится в момент. Но все же медведи моржа не тронули, сыты.
Заговора молчания у нас с Виталием не получилось — нашей недюжинной силы воли хватило только до вечернего костра. За ужином мы проболтались.
Вася свирепо бросал в костер все, что, попадалось под руку, и молчал. Потом притащил огромное бревно — один конец положил в костер, другой приспособил под сиденье. Потом сходил еще за одним бревном — душевные неурядицы порождали у него титаническую работоспособность.
Вася уселся у костра — пламя до неба! — достал предмет нашей тихой ненависти — телевик и принялся, сопя, что-то откручивать, что-то закручивать, что-то протирать.
— Вот если б этот телевик опустить на голову медведю, — высказал я робкое пожелание.
Вася красноречиво посмотрел в мою сторону. В его взгляде светилась мысль испытать сначала эту идею на мне.
На всякий случай я отодвинулся от костра. Мы с Виталием виновато улыбались. А перед сном противными подхалимскими голосами выразили желание нести этот объектив в своих рюкзаках. Нам в отместку Вася с этим предложением тут же согласился.
В очередном маршруте мы с Виталием сделали большой крюк по тундре, и, когда тяжелый туман накрыл нас и стало не видно ни сопок, ни ручьев, мы в последний раз посмотрели карту, спрятали ее в полиэтилен, чтобы не промокла, взяли по компасу направление строго на север и пошли. Там, на севере — море, Ледовитый океан, а когда рядом море, то не заблудишься, надо идти к морю.
Возвращаться на базу по берегу моря — это удлинять маршрут, мы и без того устали, но нам ничего больше не оставалось. Туман и мелкий дождь пробрали нас до нитки, мы старались идти быстро, чтобы не мерзнуть.
Боялись только одного — наткнуться в середине пути, там, где мыс далеко вдается в море, на прижим. На карте прижимы не обозначены — старая карта, но мы не раз встречали прижимы на этом побережье. А что если и здесь встретим прижим? Тогда придется возвращаться — и весь пройденный береговой километраж коту под хвост! Придется переждать туман, возвращаться и идти тундрой. Можно, конечно, было бы от прижима сразу подняться на береговые скалы, а оттуда идти в тундру, если б скалы тут были нормальными скалами, а не вертикальными сорокаметровыми обрывами, по которым не то что подниматься, а даже думать об этом страшно.
Читать дальше