Александр Поповский - Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов

Лукин был добр и доброту эту охотно расточал. Чужие страдания беспокоили его и легко выводили из равновесия. Не всегда удачно, но неизменно искренне трудился он на благо людей. Люди тянулись к нему, профессия это чувство обострила, насытила подозрениями, и ему начинало казаться, что кругом бытует лишь горе и несчастье. Заботы о других не оставляли ему времени подумать о себе.

— Таков уж я человек, — виновато улыбаясь, признавался он, — ничто меня не радует, ни к чему другому не влечет, слишком много беззакония и непорядков. Не о себе, о других думать надо… Помогу человеку, успокою беднягу, и легче у меня станет на душе.

Эта безудержная доброта и трогала, и служила мне невольным упреком. Я не был чужд состраданию, чужие печали трогали и не оставляли меня равнодушным, но выражать эти чувства было несвойственно мне. Замкнутые в недрах моего существа, они перегорали, оставляя не жар, а пепел. Горячий к шумный Лукин, насыщенный огнем, отогревая меня, давал выход моим чувствам. При нем я оживал, становился веселым, и отголосок этой радости слышался в музыке, к которой я и мой друг одинаково были склонны. Я садился за рояль, он брал в руки скрипку, и в наших сердцах наступали мир и согласие. Страсть Лукина, неистовая, теплая, далеко отодвигала прежние нелады, мы были счастливы, потому что были друг другу нужны…

Последующие несчастья Лукина еще больше сблизили нас. Умерла его жена, оставив шестилетнего Антона. Вторая жена, Вера Петровна, в прошлом гигиенистка, доброе, но крайне суматошное создание, не заменила ему утраты. Не утешил и сын. Его беспринципность и слабоволие, готовность приспособляться ко всякой обстановке любой ценой причиняли Лукину страдания. Претило легкомыслие Антона, нелюбовь его к науке и чрезмерная склонность к вину.

— Жизнь нам дана, — поучал он отца, — один только раз, и провести ее надо умело… Ты, надеюсь, догадываешься, кто из нас прав.

Сын смеялся над привычками и привязанностями отца, над его режимом жизни, питания и отдыха.

— Ведь это значит нагружать себя скучнейшими обязанностями. Ухаживать за жизнью, как за красной девицей. Кому она такая нужна? Стоит ли ради этого жить?

— Ради чего тебе жить, — отвечал Лукин, — сама жизнь покажет. Тебе надо призадуматься над тем — чем жить?

Отца не радовала карьера сына. Он считал, что она добыта нечестным путем и не принесет ему счастья, К этому присоединялось горькое опасение, что, узнав ближе Антона, я отвернусь от него. Где–то в душе отца теплилась надежда, что сын опомнится и станет со временем достойным человеком.

Антон вернулся с фронта с женой Анастасией Ивановной, маленькой, пухлой и злобной женщиной. Лукин сразу же ее невзлюбил. «Не подруга она ему, — сказал он мне, — такая на ноги мужа не поставит, не поможет стряхнуть с себя дурное и выйти в люди». Надежд на сына стало меньше, и измученное сердце отца находило в нашей дружбе единственное утешение.

Смерть Антона незримой тяжестью легла на плечи Лукина, ссутулила некогда сильную, прямую спину и посеребрила густую шапку волос на голове. Стояла теплая весна, и ночью и днем ни малейшей прохлады, ни дуновения ветерка, а его познабливало, и он поверх полотняной толстовки надевал шерстяной свитер, доживающий десятый год у бережливого хозяина. Он по–прежнему навещал меня, приходил вечерами, бесшумно усаживался в свое излюбленное кресло в столовой, раскрывал портфель и, уткнувшись в бумаги, подолгу молчал. Наши разговорь; утратили прежнюю живость, шумные споры уступили место однообразным беседам о незначительных событиях дня. С чего бы мы ни начинали, кончалось одним и тем же. Мы с грустью вспоминали постигшее нас несчастье и в выражениях, ставших для нас привычными, сожалели о случившемся. Забыв все дурное, все скверное, что не красило Антона, отец перечислял душевные качества сына, в которые сам уверовал с той поры, как стал их перечислять.

— Признаюсь, Федор, — говорил он мне, — я люблю его сейчас больше, чем при жизни. Еедь он был у лее на верном пути, еще месяц–другой, и никто бы Антона не узнал… Могло ли быть иначе, ведь он находился возле тебя, как было мне не надеяться? Ты не представляешь себе, как обрадовал меня Антон, когда, вернувшись с войны, сразу же пошел в твою лабораторию… «Не тужи, Семен Анисимович, — сказал я себе, — твой сын в верных руках…»

И этот прекрасный, многообещающий молодой человек ушел из жизни, вернее, изгнан без всякохт вины с его стороны. Как сказано в одной замечательной книге: «Жертва в могиле, а его мучители торжествуют победу».