Владимир Муссалитин - Восемнадцатый скорый

Мы вышли во двор, осматривая из конца в конец еще сонную деревню. Небо на востоке начало менять свой цвет.

Утро было свежо, обильно росой.

— Знобко, — сказал Бородин, передернув плечами, так что его дрожь невольно передалась и мне. — Но денек-то обещает быть хорошим. Гляди, и солнце вон встает чисто, ясно.

Скотина во дворах, птицы по деревьям дружнее подавали голоса, всяк по-своему славя начало дня.

Покос подходил к концу. И бригада спокойно могла обойтись без Бородина, но самого его мучило безделье, и, едва оправившись от болезни, он снова объявился меж нами. Вызвался править стога, делая это умело и надежно, спускаясь к нам вниз счастливым и довольным, с сухим сеном в растрепанных волосах. Он без удержу балагурил, озорно подступался к женщинам, встречая с их стороны веселый, незлобный отпор.

У всех занятых на сене было хорошее настроение, причиной которому был завершившийся сенокос. Был он небогат, даже, как говорили, уступал прошлогодним, но все же обеспечивал скотину на всю зиму кормами. Управившись с сенокосом, люди могли передохнуть перед новыми работами, которые подойдут незаметно, подгоняя одна другую, — жатва хлебов, а там свекла, картошка, конопля, за которыми уже не разогнешь спины до глубокой осени…

Окончание сенокоса совпало с петровым днем — праздником деревенских озорников. Парни и девчата, работавшие на колхозном дворе, сбившись в кучку, живо обсуждали под стогами всевозможные планы на ближайшую ночь, когда следовало «караулить солнце». Пожилые хозяйки настороженно и чутко вслушивались в болтовню молодых, припоминая, во что обошелся их дворам минувший петров день, сколько было потоптано ботвы, сорвано перьев лука, сломано сучков на яблоньках. Важно было знать, треплются ли молодые просто так — от нечего делать, чтобы позлить их, стариков, лишить сна, заставив караулить ночью свой огород, который, как ни старайся, все равно не укараулишь, или же намереваются всерьез провести свои операции…

Петров день в Студеном, как рассказывали, кроме ночных набегов на огороды, всякий раз знаменовался какой-нибудь новой выдумкой молодых, той шуткой, которая становилась гвоздевой, которую потом любили долго вспоминать и пересказывать. В прошлый петров день, например, угнали с бригадирского двора телегу, в которой остался ночевать Сторосов, вернувшийся домой хмельным и не принятый женой. Парни выкатили телегу со двора, поставили посреди деревни, задрав вверх, словно стволы пушек, оглобли, как бы напоминая о прошлой военной службе бригадира, которая проходила в артиллерии.

Заслышав, что разговор у молодых идет о петровом дне, бригадир нахохлился, начал недружелюбно посматривать на беспричинно развеселившихся парней, которым и по сей день не мог простить прошлогодней шутки. Сторосов, правда, утешал себя тем, что рано или поздно дознается, кто же именно придумал эту нехорошую шутку над ним, а узнавши, подумает, как обойтись с этим шутником.

Я сидел в стороне, прислонившись спиной к пустой водовозной бочке, слушая смех парней и девчат. Ко мне подошла и села рядом Ася.

— Вы-то собираетесь солнце караулить? — спросила она, вся зардевшись от смущения.

— С вами, Ася, не только солнце, но и луну.

— Да ну вас. Все шутите.

— Нет, почему же, вполне серьезно. Я действительно хочу вам назначить свидание.

— Зачем вам это! — возразила она. — У вас там городских девушек хватает. Я вас просто хотела пригласить на улицу.

— Ну вот и хорошо, — радостно отозвался я. — И отлично. Мы пойдем вместе на улицу и будем вдвоем караулить солнце.

Ася кротко взглянула на меня, пытаясь уяснить, шучу я или нет. Но лицо мое было серьезным.

— Хорошо, — сказала Ася, — тогда приходите к ветле, у пруда, там все собираются…

Я теперь только и думал о предстоящем свидании. Поплескавшись вдоволь под самодельным бородинским душем, сооруженным из вместительной железной бочки, я натянул свежую сорочку и, наскоро продрав волосы перед зеркалом, из которого на меня глянула загорелая довольная физиономия, заспешил на околицу, к ветле. Тут же сидели на траве парни, подпирая спинами ствол старой ветлы. Парни важно покуривали и неокрепшими басками вели беседу.

Мое появление, видимо, несколько смутило ребят. Их разговор стал менее оживленным. Мне показалось, что они тяготятся моим присутствием, раздумывая про себя, что мне от них нужно. И потому, когда появилась Ася в белом легком, таинственно шуршащем платье, предложил ей погулять за деревней. Ася возразила, мол, нехорошо отбиваться от компании, от ребят, которые всякое могут подумать, но потом все же согласилась.