Владимир Муссалитин - Восемнадцатый скорый

Антонина с улыбкой слушала словоохотливого сержанта. И то верно! Чего только не услышишь за поездку, каких историй не узнаешь. Ушел сержант Кардашев, оставив на всякий случай свой адрес, обещая еще наведаться, а к ней пассажирка из третьего купе заглянула, виновато спичек попросила.

— Надо же, десять часов еще трястись, — вздохнула она, возвращая Антонине спички.

— Оставьте у себя. У меня еще коробка.

— Нет-нет, спасибо. Последняя сигарета! Слово себе дала… К матери еду. Не хватало еще, чтобы она о сигаретой меня увидела. Я мать свою и сейчас боюсь. А от этой отравы пора отвыкать. Хорошего мало. Просто дурь на себя напустила. Другие в девках дурачатся, а я в замужестве к этому делу приохотилась. Через свекровь.

Пассажирка из третьего купе зябко поежилась, поглубже запахнула кофту.

— Да вы садитесь, — сказала Антонина.

— И то верно, в ногах правды нет..

В чайнике еще оставалась заварка, и Антонина предложила незнакомке чай.

— Спасибо. Охотно, — отозвалась та.

— Такую свекровь, как моя, — она отхлебнула из стакана, — еще поискать. То, что с мужем не живу — она постаралась. Все ревновала его ко мне. Всякую гадость про меня собирала. Родился сынишка — того невзлюбила. Не в нашу масть, говорит. А в кого же? От кого? Не знаю! Не наш! Не ветром же надуло? Сама стараюсь улыбаться, а слезы помимо воли. И Юрка, муж мой, нет бы слово сказать, дундуком стоит. А свекровь губы поджала и с ударением: «Вот именно, девушка, не ветром надуло». Хотя Юрка-то знал, у меня до него никого не было.

А, думаю, мать честная, неужели я терпеть все это должна. Степку в охапку — и через дорогу, к соседям. Благо хорошие люди — пустили с ребенком. У них и живем. Скоро вот квартиру получим. Видели моего парня? Крупный мальчик — хороший. На следующий год в школу пойдем. А знали бы, как тяжко он болел. Думали, не вытянет.

Антонине хотелось узнать, вернулся ли к женщине муж. Но спрашивать не стала, решив, что этот вопрос может обидеть женщину. Но та и сама ответила:

— С мужем мы так и не сошлись. Крепко его свекровь против нас настропалила. Степку в детсад мимо мужьего дома вожу, муж и не знается с нами. Ну и мы не хотим.

Женщина усмехнулась, хотя ничего веселого в этой истории не было.

— Видимо, опять придется спички просить. А ведь зарок давала. Не к месту все это вспомнилось.

Вставая, она вновь зябко повела плечами.

— Курите здесь, — сказала Антонина. Она редко кому делала исключение. Вагон был для некурящих, и Антонина строго следила за тем, чтобы пассажиры следовали этому правилу.

— Нет, нет, я лучше там. Привыкла украдкой, как пацанка. На квартире нельзя — Степка, хозяева строгие. На работе своих стыдишься, подумают бог знает что. Вот и выискиваешь укромные уголки. И знаете, какое-то особое удовольствие получаешь от тайком выкуренной сигареты. Всерьез.

Выкурив свою сигарету, ушла к себе пассажирка из третьего купе.

Антонина осталась одна. Она любила эти ночные часы, особое ощущение ночной дороги, неустанного движения среди сумрачных гор, пустынных полей, загадочно мерцающих огней неизвестных полустанков, пристанционных поселков, переливающихся электрических пологов больших городов.

Вагон покачивал, убаюкивал, словно бы врачевал души своих пассажиров. Ночью под стук колес всегда хорошо думается. О жизни, о людях, о человеческих отношениях, странностях и закономерностях судьбы. Дорожные знакомства нередко побуждали ее к раздумьям и о своей собственной судьбе. Как все сложится? Будет ли счастлива сама? И что вообще такое счастье? Хорошее здоровье? Любимая работа? Заботливый муж? Достаток в доме? Что у нее есть сегодня? Чего бы желала?

К ночи в вагоне похолодало. С наступлением теплых дней отопление отключали. Днем это не ощущалось, пассажиры, едва сев в вагон, тянулись к оконным защелкам. Но сейчас, на ходу, чувствовался знобящий холодок. Оно и лучше, спать не так тянет. Антонина надела свитер, привычно взглянула на щит. Он показывал, что буксы исправны, давление в тормозах в норме.

Она вспомнила, что собиралась написать письмо Алексею Родину. Сейчас, когда ничто не отвлекает, самое время.

Перед поездкой она купила в привокзальном киоске пачку почтовой бумаги и теперь, вытащив ее из портфеля, села к столу. О чем написать тебе, мил человек? О своей работе? Но она не так интересна. Это у тебя там полеты, занятия по ВДП — сразу и не сообразила, что это значит воздушно-десантная подготовка. Каждый день тебе приходится испытывать свою волю, характер. Ну, а мы — раздаем постели, разносим чаи, убираем за пассажирами. Такие наши будни.