Андрей пробился ближе к Мальцеву.
— …Кроме того, при глубокой пахоте производится более полное уничтожение корнеотпрысковых сорняков, что в условиях Зауралья имеет особенное значение…
«Сколько же миллиардов пудов зерна потеряно для страны за те многие годы, когда Мальцеву не давали ходу! — думал Андрей. — Кто за это должен нести ответственность?»
После осмотра полей совещание вновь было перенесено в павильон. Развернулись прения.
Сильное впечатление произвела на Андрея речь секретаря Курганского обкома партии. Он говорил с огоньком.
— К методам Мальцева очень косо относятся многие научно-исследовательские учреждения, а также руководящие органы министерства сельского хозяйства и министерства совхозов СССР и РСФСР… Товарищ Мальцев — самоучка. Но можно прямо сказать, он обладает агрономическими знаниями, гораздо большими, чем некоторые дипломированные сотрудники научно-исследовательских учреждений. И мысли у него ясные, простые, доступные рядовым колхозникам. А вот содокладчики почему-то сочли за нужное говорить на языке, недоступном для многих присутствующих на совещании. Вам огласят письмо профессора Стрижевского. Профессор излагает свою точку зрения на методы Мальцева. Но излагает так, что трудно понять, полезно это дело или неполезно.
— Да ведь это тот самый Стрижевский, по учебнику которого учатся молодые агрономы! — услышал Андрей за спиной чей-то недоумевающий возглас.
…На вокзале Андрей столкнулся со знакомым по министерству агрономом. Тот что-то спешно записывал в блокнот. Потом сунул его в карман и, улыбнувшись Андрею, сказал:
— Как говорил мой отец: «Люби не люби, а почаще взглядывай». Так и Мальцев: сомневайся не сомневайся, а факт есть факт. То, что мы увидели, — факт большого значения.
И снова экспресс мчал Андрея на Алтай, снова в окнах вагона вдоль полотна дороги проносились сосновые леса, светлые березовые колки и хлеба, хлеба, уходящие за горизонт.
Сибирь! Леса и горы скопом,
Земли довольно, чтоб на ней
Раздаться вширь пяти Европам
Со всею музыкой своей…
Но теперь Андрей уже не сидел у окна, не любовался сибирскими пейзажами и хлебами: закинув руки за голову, он лежал и думал. Все, что он услышал на совещании в селе Мальцево, увидел на полях Шадринской опытной станции при колхозе «Заветы Ленина», произвело на него неизгладимое впечатление. Для Андрея это была вторая академия. Он был похож на человека, перед которым с высокой горы открылась такая заманчивая даль, что нельзя было оторвать взгляда. Многое для молодого агронома было еще в туманной дымке, но кое-что виделось очень ясно. Сорняки на Алтае — главный бич. Если их уничтожить по мальцевскому методу, урожаи резко поднимутся. Значит, не откладывая, начинать опыты…
Андрей вез от Мальцева два мешочка семян ранне- и позднеспелой пшеницы. Мысли о своей хотя бы маленькой опытной станции не давали ему покоя. Он думал о замечательной молодежи — о москвичах-целинниках. «Их надо заинтересовать. Они поймут и поддержат».
Дорога домой показалась вдвое длиннее: не терпелось Андрею поделиться с Верой планами: «Как же обрадуется она! Ведь это же ее идея: она меня свела с Мальцевым».
На мгновение всплыло лицо Неточки, но тотчас же бесследно исчезло. «Мог ли бы я заговорить с ней о безотвальной пахоте, о парах?! Господи, какая бы это была мука жить с ней под одной крышей…»
Милое, родное лицо Веры властно заслонило Неточку: «Андрюша, ну скажи мне хоть что-нибудь! Ну хоть одно слово!..» И так же, как и у развилки трех дорог, до дрожи жгучее ощущение радости залило все существо Андрея.
В МТС Андрей вернулся в разгар уборки ржи. В конторе, кроме секретарши Кати, никого: все на полях.
— Вера Александровна четыре дня, как уехала в горный колхоз, — доложила секретарша. — Там рожь вымахала в два метра, и так ее поискрутило ветром и ливнями, что ни с какого боку комбайны взять не могут. Вот Вера Александровна самолично и отправилась налаживать. А вам просила передать это письмо.
Андрей поспешно ушел к себе.
Написанное на двух листках письмо все-таки показалось коротким. Андрей перечитал его несколько раз. Добрая половина письма была об уборке, о новых комбайнах и комбайнерах, прибывших с юга.
«Кое-кто из наших старых комбайнеров, такие, как Горбатовский и Аверьянов, всеми правдами и неправдами стараются отвертеться от полеглой ржи, затолкнуть на нее новичков: намолоты в пять-шесть центнеров с гектара их не устраивают… В уборке такой ржи старые комбайнеры видят один убыток и не хотят гробить отремонтированные машины, чтобы сохранить их до косьбы пшеницы. А на пшеничке и выскочить вперед, и заработать.
Читать дальше