Семен Бабаевский - Свет над землёй

Проект районного плана преобразования природы и реконструкции станиц животноводы обсуждали активно, с деловой строгостью, и это пришлось Кондратьеву по душе. Одно только не нравилось ему — жизнь пастухов была оторвана от станиц. Газеты сюда попадали редко, не было ни кинопередвижки, ни радио, и часто самые важные новости доходили к животноводам с опозданием на две, а то и на три недели.

«Газеты нужно доставлять ежедневно, — думал он, покачиваясь в седле и ощущая боль во всем теле. — Завтра же договорюсь с почтой. В крайнем случае можно выделить верховых лошадей. Радиоузел там бы установить… Еще нужно послать туда лектора. А кого послать? Куницына или Сагайдачного? Лучше Куницына — молодой энергичный, такой и нужен».

Он стал вспоминать встречи, разговоры, свои обещания прислать кинопередвижку, походную библиотеку подбирал по памяти людей, которых можно было бы послать культурными работниками; подумал и о том, что хорошо бы порадовать животноводов приездом артистов… Там, на пастбищах, животноводы настоятельно требовали провести к пастушьим шалашам и кошарам электролинию, — это предложение было записано как дополнение в план, и теперь Кондратьев думал, как бы быстрее и легче осуществить эту задачу. Ему казалось, что лучше всего поручить строительство линии родниковцам: народ боевой, горячий, — а в помощь им выделить людей из соседних станиц. «Запевалой в этом деле будет «Красный кавалерист», надо только подзадорить Хворостянкина», — думал Кондратьев. И тут он невольно вспомнил, что в этом крупном колхозе давно бы следовало заменить секретаря партийной организации, и стал припоминать, кого из хорошо известных ему коммунистов можно было бы рекомендовать общему собранию.

Илью Стегачева занимали совсем иные мысли. В нагрудном кармане его гимнастерки лежала исписанная книжка, и там хранилось столько интересных заметок о поездке в горы, что их хватило бы не на одну газетную полосу. Илья припоминал эти заметки, а вместе с ними и тех людей, с которыми встречался и беседовал, и ему, как редактору газеты, хотелось написать очерк. Он обдумывал план будущего очерка, и все, что он видел в горах, вставало перед ним. И еще ему хотелось многое из того, что видел и записал, использовать в повести, над которой он работал вот уже более года со сладостной надеждой когда-нибудь подарить свою книгу Татьяне Нецветовой. Тут голова его низко склонилась на грудь, и он уже видел милое лицо, то веселое, то строгое, видел и тот смешной завиток ее русых волос, который почему-то всегда выбивался из-под косынки и спадал между бровей.

Были свои думки и у Андрея Васильевича Кнышева. Он опустил правую руку и легонько помахивал плеткой, а сам размышлял над тем, что кони приморились, а ехать еще не только в Родниковскую, которая уже была близко, а и в Рощенскую, к самому дому секретаря райкома. Хорошо было бы, как считал Кнышев, если бы Кондратьев заночевал в Родниковской. «Он бы себе выспался, передохнул, а я бы за это время коней покормил, копыта им осмотрел… А то придется просить у Хворостянкина других лошадей, — только где же в такую пору отыскать Хворостянкина?» Старик так задумался, что не заметил, как въехал в станицу.

Родниковская, растянувшись по балке, светилась огнями. Всадники проезжали по улице мимо столба, на котором сияла лампочка так ярко, что заблестела медь на уздечках и возле потников забелели дорожки засохшей пены. Кнышев, молодцевато привстав на стременах, догнал Кондратьева.

— Николай Петрович! Кони совсем подбились, — сказал он, похлопав своего коня по курчавой влажной шее. — Передохнуть бы нужно…

Кондратьев промолчал, понимая, почему Кнышев заговорил об этом. Тем временем они подъехали к высокому двухэтажному зданию, стоявшему на краю станицы, тоже освещенному так, что блестели темные окна и был хорошо виден балкон, затененный высокими тополями. Лошади, почуяв запах конюшни и травы, потянули поводья, пошли веселее и сами завернули во двор. Навстречу им шел конюх.

— Как оно ездилось, Андрей Васильевич? — спросил он, беря коня за повод и залезая рукой под потник. — Жарко ехали!

— Ты про нашу поездку не спрашивай, — ответил Кнышев, — а лучше скажи, где зараз Хворостянкин.

— Они все на митинге, — сказал конюх, поглаживая коня.

— Что за митинг? — спросил Кондратьев.

— Там, на площади, три станицы в сборе, — ответил конюх, отпуская подпруги.

— Илья, это Тутаринов собрание проводит, — сказал Кондратьев. — Ну вот с ним я и уеду. Андрей Васильевич, ставьте коней на отдых, больше они нам не потребуются.