Семен Бабаевский - Свет над землёй

— Удобство — это да! — сказал мечтательно старик, сидевший на коне. — Чи тебе нужда искупаться — пожалуйста, чи детишек помыть — лезайте себе в ванну и купайтесь, чи бабам белье прополоскать — вода и все такое прочее под рукой.

— Куда там! Бабам ожидается райская жизнь!

— И за сарайчик в стужу не надо бегать!

— Оно-то так, вещь дюже подходящая, а какой на нее капитал потребуется? Кто будет финансировать? Государство или бюджет местный?

— Гордей Афанасьевич, ради бога, не плачь, прежде времени не тужи…

— По всему видно — это озеленение и обводнение нам в копеечку выльется!

— Для того и собрались сюда, чтоб обо всем договориться.

— И жилища надо строить.

— Граждане, тише! — призывал к порядку Никита Никитич. — О капитале и о прочем речь впереди!

Сергей приколол на доску новый лист. Он был вдвое больше, и по контурам, по знакомой извилистой стежке Кубани нетрудно было узнать карту района.

— Как вы знаете, — сказал Сергей, — дороги у нас никудышные, машины бьем нещадно, а в дождливую осень — хоть караул кричи! Смотрите! Через весь район стрелой ляжет асфальтовое шоссе, а по бокам — фруктовый сад… В этом месте, как раз между Яман-Джалгой и Краснокаменской, образуется проточное озеро, и вода из него будет орошать всю эту низменность. Далее: обратите внимание на поля, — они исчерчены квадратиками. По этим квадратам предстоит в течение пяти лет посадить двадцать миллионов корней плодовых и лесных деревьев — барьеры против суховея. Причем, лесозащитные полосы пройдут согласно требованию севооборотов каждого колхоза… А вот Усть-Невинская ГЭС! В нынешнем году устанавливаем вторую турбину — это позволит не только полностью электрифицировать трудоемкие работы, но создать на базе теперешних МТС электро-машинно-тракторные станции.

— Заманчиво, а где же все-таки взять такой капитал?

— Кто о чем, а Гордей Афанасьевич о капитале!

— Поезжай в комбанк да проверь свои счета…

— Сейчас я и перехожу к самому главному — финансовому обеспечению строительных работ.

Сергей отдал плетку коневоду и подошел к трибуне.

По лесистому ущелью, ведущему в Родниковскую, проезжали три всадника. Лошади у них приморились и шли неторопливым шагом; было видно, что путники возвращались из дальней поездки. Впереди на низкорослом коне, еще весело державшем голову и пугливо косившемся на кусты, ехал секретарь райкома Николай Кондратьев. Сидел устало, несколько боком, как обычно сидят всадники отдыхая, и рука его, державшая поводья, опиралась на луку высокого казачьего седла.

Второй всадник — редактор районной газеты «Власть Советов» Илья Стегачев, большеголовый и глазастый парень, с худым и горбоносым лицом, узкоплечий и такой же поджарый, как и его тонконогая, горской породы кобыла.

Следом за Стегачевым, немного приотстав, ехал заведующий конефермой Андрей Васильевич Кнышев — в кудлатой шапке и в бурке, такой длиннополой, что она спадала коню на хвост, — тот самый Кнышев, о котором на собрании было сказано: «А Андрей Васильевич Кнышев — чем не академик?»

Андрей Васильевич был уже старик, но в седле держался браво, как только могут это делать опытные конники, хорошо познавшие все приемы верховой езды. Был он знаменит в районе тем, что вырастил новую породу горской лошади, дав ей имя «Кнышевский скакун», за что и удостоен был звания Героя Социалистического Труда. Его конь шел мелкой иноходью. Андрей Васильевич, в косматой шапке и в бурке с острыми плечами, чуть-чуть покачивался в седле. Всадник и конь красиво рисовались на фоне темного леса.

Дорога спускалась в ложбину, под копытами затрещали мелкие камни. Кондратьев, короче подобрав поводья, легонько подбодрил каблуками своего коня.

Секретарь райкома был доволен поездкой в горы к животноводам, хотя от непривычки долго сидеть в седле у него болело и в пояснице и в коленях. На пастбищах, переезжая из стоянки в стоянку, он пробыл неделю. В этом «царстве трав и цветов», как говорил Кнышев, находились стада коров, табуны лошадей, отары овец сорока четырех колхозов. Повсюду маячили шалаши, стояли брички, дымились по вечерам костры, слышались песни, собачий лай, мычание скота, ржание лошадей — обширная долина среди гор жила своей обычной жизнью. И Кондратьеву приятно было и слышать эти звуки, и сидеть у огня, ощущая вкусный запах баранины, и просыпаться под мокрой от росы буркой, и умываться на берегу каменистого и быстрого ручья.