Иван Стаднюк - Сердце помнит

— Первого класса сочинитель! Врет и глазом не моргнет. А сам же от передовой так же далеко, как и мы с вами, — в штабе армии. Слово шофера. Сам вчера мне в этом сознался. И работа, кажись, не пыльная топографические карты разрисовывать для самого командующего. А ранен при бомбежке…

Неожиданно для Зозули это его открытие повысило интерес слушателей к Андронову. Раз человек близок к начальству, значит, что-нибудь да знает. Если бы Вася был более наблюдательным, он бы заметил, что и американский сержант не остался безучастным к такой новости, хотя, казалось, откуда ему уразуметь слова болтливого шофера. В глазах Мэлби вспыхнули и тут же потухли живые огоньки.

После этого, когда разговор заходил о предстоящем наступлении, из всех госпитальных «стратегов» наиболее авторитетным считался старший лейтенант Андронов. И Андронов оправдывал надежды товарищей. Он охотно делился своими соображениями и загадочно хлопал рукой по висевшей на боку планшетке. Васе Зозуле казалось, что в этой планшетке Андронов держит карту, на которой все видно как в зеркале…

Впрочем, особой нужды в оперативной карте не было. Андронов мог обыкновенным прутиком начертить на земле все свои замыслы по разгрому белорусской группировки фашистов.

— Гляди, — обращался старший лейтенант к кому-нибудь. — Видишь, как линия фронта выгнулась? Это Белорусский выступ — «Белорусский балкон», как его немцы называют. Вот Витебск, вот Могилев, Бобруйск, и здесь мы западнее Мозыря. Тут линия фронта лицом на север повернула и идет прямо до Ковеля. Понимаешь, что значит для фашистов этот выступ? — И Андронов обводил слушателей строгим, многозначительным взглядом.

— Ясное дело, понимаем, — ответил шофер Зозуля, — «жизненное пространство».

В это время шофера позвали к начальству. Кинув ему вслед уничтожающий взгляд, Андронов продолжал:

— Это угроза для Москвы! И сил у немцев здесь видимо-невидимо. Значит, оборона наша должна быть железной, и соваться здесь в наступление, все равно что Зозуле на «эмке» надолбы сшибать.

— Не то вы говорите, — возразил молоденький лейтенант-танкист с черными усиками. — А зачем же силы такие скопляются?

— Значит, нужны они, — убежденно ответил Андронов, и его прутик начал вычерчивать на земле грозные стрелы, рвавшие оборону врага. — Гляди-ка. Вот здесь Ковель. Отсюда совсем недалеко до Бреста, Люблина, Варшавы. Мощный удар на Хелм и на Львов — и фашистам станет жарко в Белоруссии! Ведь это похлеще, чем на Волге получается! Тогда и резервы на нашем фронте потребуются, чтобы преследовать и уничтожать врага… Ну, может, еще для вспомогательного удара нужны. А всерьез наступать в Белоруссии какой же смысл? Тут что ни шаг, то речка. А болота, леса! Не развернешься…

Рассуждения Андронова казались убедительными, хотя и не устраивали раненых. Всем хотелось, чтобы наступление началось именно здесь, и каждый вынашивал надежду к его началу вернуться в строй.

Подошел капитан Дин. Скользнув безразличным взглядом по лицам раненых, он приблизился к сержанту Мэлби, здоровой рукой хлопнул его по плечу и оживленно воскликнул:

— Пошли! Господин Янчуров приглашает…

Мэлби нехотя оставил свое место на верху парты и поплелся со двора школы за капитаном.

По дороге Мэлби сказал Дину:

— По моей просьбе полковник Янчуров будет знакомить нас с обстановкой на фронте. Задавайте ему больше дурацких вопросов.

— Почему дурацких? — удивился Дин.

— Не будьте идиотом!.. Постарайтесь оставить меня наедине с картой…

Полковник медслужбы Янчуров дожидался прихода американцев. Заложив руки за спину, он прохаживался по комнате, приспособленной под кабинет, предаваясь тревожным мыслям. Последнее время в его госпитале происходит что-то странное. Начальник контрразведки дивизии сказал ему только несколько слов: «Ничему не удивляйтесь и будьте ко всему готовы». Топографическую карту с нанесенной обстановкой тоже прислали из контрразведки. И этот старший лейтенант Андронов…

В дверь постучались, и тотчас же на пороге встали капитан Дин и сержант Мэлби.

— Милости прошу! — пригласил Янчуров. — Для начала давайте пропустим по рюмочке, — и он указал на маленький столик, где под салфеткой стояла бутылка превосходного коньяка, несколько чистых рюмок и тарелочка с ломтиками лимона.

— С превеликим удовольствием! — воскликнул Дин.

Он подошел к столику, бесцеремонно сдернул салфетку и, увидев коньяк, прищелкнул языком: