Николай Руденко - Ветер в лицо

Солод был лет на десять старше Лиды, но когда они стояли рядом, эта разница в годах почти не была заметна. Волосы на голове Солода лежали застывшими блестящими волнами. Его лицо было из той категории лиц, что остаются одинаковыми и в сорок, и в пятьдесят лет. Высокий, крепкий, с волевыми складками у рта, он и сейчас напоминал кадрового офицера, одевшего этот серый, безупречно отутюженный костюм лишь на несколько часов. Многолетняя военная выправка проявилось и в движениях, и особенно в его легкой, упругой походке.

Солод работал заместителем директора завода по быту. Он считался способным работником, знающим и любящим свое дело. Жалоб на него со стороны работников почти никогда не было, а если и случалось что-то, Иван Николаевич умел так поговорить с теми, кто жаловался, что они уходили от него довольными и даже благодарными.

— Лида, какие будут заказы?.. Что привезти из Москвы?

— Какие там заказы?.. Сам скорее возвращайся, — сказала Лида, не вырывая свои руки из его теплых ладоней. — Не забудь, что у Федора скоро день рождения. Успеешь?..

— Постараюсь, ласточка. Если нигде не задержусь.

Это интимное, несколько сентиментальное обращение сначала не нравилось Лиде — в нем ей слышалось что-то неискреннее. Но когда Лида убедилась, что Иван Николаевич вкладывал в него настоящую нежность, ей это слово тоже полюбилось.

— Ну, до свидания, Лидок. Мне надо еще домой заехать.

— До свидания. Не медли... Неделя — это тоже немало, — ее смуглые щеки едва заметно порозовели.

Солод прижал Лиду, заглянул в карие с золотистым оттенком глаза.

— Будешь скучать?..

— А ты как будто не знаешь, — улыбнулась Лида, положив руки ему на плечи.

... Валентина Георгиевна зашла в лабораторию в ровно в девять. Одета она была в летнее пальто из легкой светло-серой шерсти, такого же цвета шляпку, из-под которой выбивались густые пряди золотистых волос.

Если не было рядом никого, кроме Валентины, Лида позволяла себе зажечь сигарету. Она делала это редко, и только тогда, когда волновалась. Это почти всегда злило Валентину. Поэтому сейчас, доставая со столика сигарету, Лида, скупо улыбаясь, сказала:

— Не сердись... Горе приучило. Закуришь — и будто легче. Скоро совсем отвыкну.

— Ей-богу, скажу Ивану Николаевичу. Такая красивая женщина, а курит табак, как гусар, — притворно нахмурив брови, отчитывала ее Валентина.

— Он уже и так знает.

— И что?..

— Ничего. И именно потому, что он не запрещает, мне и курить не хочется. А сейчас чего-то...

Валентина пристально посмотрела на подругу.

— Скоро свадьба? — Спросила она после паузы, улыбаясь уголками губ.

— Что говорить о свадьбе? — С некоторым сожалением ответила Лида. — Разве в ней дело?

— Не говори. Это остается в памяти на всю жизнь.

Лида скрепила нитью вчерашние анализы, подняла голову и тихо сказала:

— Но не тогда, когда выходит замуж вдова фронтовика.

— Ты не уверена в Иване Николаевиче?

Валентине всегда был к лицу белый халат. В нем она казалась помолодевшей. Когда Валентина подняла голову от чертежей, Лида заметила на ее щеках румянец, что в последнее время не часто украшал ее округлое лицо.

— Солод — хороший человек. В нем я уверена. Но скажи, Валя... Вот у тебя вроде все в порядке. А ты разве забыла Виктора?

Румянец на щеках Валентины начал заметно увеличиваться и вскоре разлился по всему лицу. Теперь она скорее напоминала студентку-практикантку, чем инженера-исследователя с большим стажем. Но вот тень упала ей на глаза.

— Нет, не забыла... И невозможно забыть. Так же, как фронтовики не забывают о своих ранах. Вот вроде и переболело, а только набежит тучка на солнце — и снова заноет... И наши мужья не имеют права жаловаться на это. — Она помолчала, словно собиралась с силами. — Ну, хватит. Садись к стилоскопу. Наш рабочий день начался...

Тем временем Солод, выйдя из лаборатории, вынужден был задержаться в мартеновском цехе. Случилось это совершенно неожиданно.

В мартен, у которого сейчас работал Коля Круглов, как раз загружали лом. Коле повезло больше, чем Кузьмичу: в мульдах лежали обломки орудийных стволов, танковые траки, ржавые пулеметные стволы. Ему прислали лом той партии, что недавно прибыла баржей из-под Канева, где в свое время шли большие бои. Хоть и немало прошло времени, как отгремели бои, хоть и казалось иногда, что уже весь военный лом переплавлен на сталь, однако иногда еще приходили баржи и составы с остатками фашистской военной техники. А сталевару хлеба не давай — дай только хорошего лома.