Исаак Гольдберг - Поэма о фарфоровой чашке

Поля обошла все комнатки, долго осматривала неготовую еще кухню, медленно посоображала, затем вздохнула и согласилась с мужем.

Квартира была записана за Лавошниковым.

Потом к Евтихиевой прибежала Надя, молодая мать, которая носила свою дочурку каждый день в ясли:

— Евтихиева, слышь, я хочу записаться на квартеру!

— Одной-то тебе не дадут. С кем-нибудь надо. Три комнаты там.

— Я не одна и хочу! Я Стешу с собой возьму!

— Разговаривала ты об этом с ней?

— Говорила. Она согласна. Ты знаешь, мы с ней прямо бабью коммуну там заведем! С нами еще тут одна собирается.

— Дела! — рассмеялась Евтихиева и с сожалением добавила — У меня квартирка хорошая, стыдно захватывать в новом доме, а то бы и я с вами…

— Ох, чудно бы как было!..

Со Степанидой, которая приютилась, не желая стеснять Евтихиеву, в крохотной проходной комнатке на краю поселка, Надя, действительно, уже договорилась. Обе девушки потянулись одна к другой. Обеим было тяжело, и обе они совместно, прекрасно понимая друг дружку, молчаливо переживали свою скорбь.

Дома были окончательно отделаны в конце сентября. Лавошников подбил всех переезжающих совершить переезд в новые квартиры одновременно, в один день и час.

— Давайте, товарищи, коллективно сделаем! Вроде демонстрации за новый быт!

Некоторые посмеялись:

— Может, с музыкой еще?

— А ведь верно! — подхватил Лавошников. — Можно и музыку!

Но на музыку не согласились женщины:

— Весь поселок гыркать будет! Засмеют!

Выбрали ближайший день отдыха. И вот с утра из разных дворов стали выезжать на главную улицу поселка груженные домашним скарбом подводы. За подводами шли хозяйки и ребятишки. На возах громоздились столы, шкафы, тюфяки, ящики. Подводы погромыхивали и вздымали густую пыль.

На неожиданное и редкое зрелище отовсюду высыпали любопытные. Женщины жадно разглядывали чужую домашнюю рухлядь. Мужчины считали подводы, разглядывали переезжающих и, узнавая знакомых, кричали им шутливые, озорные приветствия. Ребятишки шныряли по улице, лезли к лошадям, к возам, визжали, перекликались.

Подводы вытянулись гуськом. Впереди обоза выделилась кучка рабочих и работниц. Они весело отшучивались на приветствия и крики. У них были оживленные, довольные лица. Им было, по-видимому, легко и радостно.

Когда обоз вытянулся по поселку и проезжал мимо клуба, оттуда высыпал пионерский отряд. Пионеры быстро выстроились перед обозом, трубачи звонко затрубили, барабанщики рассыпали веселую трескотню.

Лавошников, шедший впереди обоза, махнул рукою, и обоз остановился.

— Товарищи! — крикнул Лавошников. — Товарищи, слушайте!

К подводам притиснулась густая толпа. На клубное крыльцо взобрались любопытные. В дверях столпились ребята в физкультурных майках.

— Товарищи! — заговорил Лавошников. — Я вам скажу, мы сегодня идем в поход за новый быт. Мы, товарищи, против старого…

— А зачем барахлишко старое с собой везете? — крикнул кто-то из толпы, и смех покатился над подводами.

— Против старого, товарищи! — потрясая рукою в воздухе, повторял Лавошников. — Мы заселяем первые квартиры будущего рабочего городка, в котором будут чистые просторные дома, в котором не будет пьянства и невежества, в котором, товарищи, не будет дурмана религии!.. Ежели мы, товарищи, берем с собою сейчас необходимое старое барахло, так все-таки самое старое и самое барахольное мы оставляем на старых грязных квартирах! Смотрите, ведь среди всякой рухляди нашей вы здесь не найдете богов, не найдете ни одной иконы! Эту прелесть мы оставляем несознательным и темным!

— Ишь, светлый разумник какой! — прокричал в толпе злой скрипучий голос.

— …мы переезжаем сегодня в новые квартиры, — продолжал Лавошников, пропуская мимо ушей одинокий враждебный возглас, — и надеемся, что скоро настанет время, когда рядом с нашим домом вырастут десятки, сотни великолепных, чистых, светлых, высоких домов и в них поселитесь вы все, товарищи рабочие и работницы нашей фабрики «Красный Октябрь»!

Лавошникову дружно похлопали. Пионеры вновь затрубили и забарабанили. Лавошников вышел вперед. Пионеры пробежали за ним. И обоз двинулся дальше.

Любопытные оглядывали возы, пересмеивались, перешучивались, менялись наблюдениями:

— Икон, грит, не берем! Умник! Заместо икон, видать, брюхатых девок-бесстыдниц понабрали!

— Подальше-то от людей оно этак ладней будет!

— Но-овую жизнь заводят! А округ квартер-то новых ни дворика, ни сарайчика, ни садика, ни амбара!