Исаак Гольдберг - Поэма о фарфоровой чашке

Но из города, после неоднократных напоминаний и требований, наконец, ответили, что на днях выезжает на фабрику инженер, заместитель Карпова. В конторе прочитали бумагу, стали обсуждать ее и гадать о новом техническом директоре.

— Да-а… — сообразил Плескач. — Вот и новенький появится. Заместо Карпова. А как дело пойдет, неизвестно!

— Дело пойдет как по маслу! — хитро отозвался кто-то. — Приедет новый и опять канитель закрутится, завьется! Еще пуще прежнего постройка зашумит!

— Зашумит! — захихикал Плескач пренебрежительно и злорадно и уткнулся в свои ведомости и книги.

Инженер, присланный на смену Карпову, приехал по санному пути. Дорога только что установилась, сытая лошадь несла легко и сильно. Снег летел из-под копыт весело и озорно.

Андрей Фомич встретил нового инженера со сдержанной замкнутостью и настороженно. У нового инженера было усталое лицо, желтые жилистые руки, глухой голос.

«Хворый», — неприязненно подумал о нем Андрей Фомич.

Новый инженер привез с собою пухлый поношенный чемодан и плетеную корзину с вещами.

— Семья моя, — поспешил он пояснить директору, — приедет попозже… Устроюсь я здесь сначала, а потом уж их выпишу.

«А-а, — сообразил Андрей Фомич, пряча усмешку, — этот, пожалуй, насчет любви потише будет!»

Совещание, устроенное директором для ознакомления нового инженера с делами, вышло тягостным и тягучим. На совещании этом Карпов вводил приезжего в курс дела, давал разъяснения, передавал чертежи. У Карпова мгновеньями вздрагивал голос, он порою путался, хмурился и краснел. Новый инженер, чувствуя волнение Карпова, нервно улыбался и все приговаривал:

— Да, да! Совершенно верно!

Андрей Фомич посматривал на обоих, морщил лоб и гасил в себе готовое каждую минуту вспыхнуть раздражение.

После совещания Карпов сразу же ушел из кабинета. Новый инженер остался с Андреем Фомичом.

— Я хочу быть совершенно откровенным с вами, товарищ директор! — глухо сказал он.

— Самое хорошее дело! — ободрил его Андрей Фомич, насторожившись.

— Боюсь, что не смогу целиком и полностью заменить инженера Карпова. Насколько я успел познакомиться с его работой, он очень опытный работник. Понимаете, очень опытный! А я рядовой инженер. Работал я, правда, и по керамике. Но у вас здесь коренная перестройка идет… Боюсь я, что в первое время буду кой в чем плавать. Заранее предупреждаю!

— Хорошо! — мотнул головою Андрей Фомич, начиная чувствовать легкую симпатию к этому желтому болезненному человеку, глухой голос которого звучит искренно и глаза смотрят открыто и правдиво.

— Хорошо! — повторил он. — Давайте попробуем вместе дружно работать!

— Конечно, вместе! — просиял инженер. — Конечно!

Андрей Фомич широко положил локти на стол и перегнулся к инженеру:

— Видали фабрику? Видали, какие ветхие корпуса? Какая изношенность, какая рухлятина? Ну, вот. А теперь возьмите новый корпус! Возьмите наши проекты, наши планы! А наш черепок! Наш фарфор. Чистота-то какая, белизна, звон! Первосортный фарфор у нас выйти может, первосортнейший!.. И мы стремимся дать продукцию на ять! Мы можем ее дать, вполне можем…

Сжатые в кулаки руки Андрея Фомича разжались, он уперся ими в стол, приподнялся, как бы готовясь взлететь:

— Мы на экспорт должны работать! На вывоз!.. На заграницу!.. Вот!

Он вскочил, пошел к полке, схватил монгольскую чашку, потряс ею в воздухе:

— Разве мы лучше этого не можем выпустить?! Да мы в три раза чище и красивше сделаем!.. Смотрите!

Андрей Фомич протянул инженеру чашку. Тот взял ее, поднял на уровень глаз, тщательно разглядел со всех сторон, позвонил ногтем по фарфору и осторожно поставил на стол, на бумаги.

— Без всякого сомнения… — серьезно, деловито и ровно подтвердил он. — Без всякого сомнения. Лучше и красивей. Это — худшая китайская работа. Притом брак…

— Вот, вот! — засиял Андрей Фомич. — Понимаете? Сделаем!

— Если налечь на работу и отнестись к ней спокойно и добросовестно, то сделаем легко и быстро…

Инженер говорил глухим голосом. В глухом голосе этом звучали подкупающая простота и безыскусственность. Эту простоту, эту безыскусственность Андрей Фомич почувствовал тонко и радостно. Андрею Фомичу вдруг стало легко и хорошо с этим чужим, малознакомым человеком, с которым ему придется работать. Андрей Фомич уже по-другому посмотрел на него. Он пристально вгляделся в его усталое лицо, посмотрел на жилистые руки.

— А как здоровьишко ваше? — дружелюбно и осторожно спросил он.