— Кто? Тетя Юля? Она замечательная!
— Так почему же ты ее теткой зовешь?
Теперь молчат оба. Наконец Кира решается.
— А… а как? — шепотом спрашивает она.
— Если б у меня был хороший отчим, — тихо, сквозь зубы, отвечает Костя, — я бы его только папой звал…
И в эту минуту в палату входит молоденькая сестричка:
— Товарищи посетители, без пяти шесть! Прощайтесь, прощайтесь, не задерживайте наших больных, им отдохнуть надо!
Она говорит весело и дружелюбно, но в палате сразу становится грустно.
— Как быстро! — вздыхает Кира.
— А ты опять приходи. Здесь каждый день пускают, — у Кости немного смущенный вид, — если, конечно, хочешь…
Сестра уже ушла, посетители неохотно и медленно собирают какие-то баночки, посуду, книги. Но сколько ни тяни, а время истекло. Кира оглядывается. Уже ушла толстая суетливая жена усатого больного и встал с табуретки молодой летчик, который приходил навестить брата, такого же молодого парнишку, как он сам. Наверное, надо уходить и ей, Кире, но почему же не зашла, как обещала, тетя Юля и не вернулась Ольга Викторовна?
— Надо уходить, да? — наклонясь к Косте, тихо спрашивает Кира.
— А вот и наши мамы! — неожиданно объявляет он.
Поперхнувшись, Кира оборачивается. Действительно, Юлия Даниловна и Ольга Викторовна, улыбаясь, вместе входят в палату.
— Ну, прощайтесь, ребятки, до послезавтра, — говорит Юлия Даниловна. — Послезавтра, во вторник, Кира опять придет. Хорошо?
— Только ничего не приносите, Кирочка, — предупреждает Ольга Викторовна, — иначе не пущу, смотрите!
Еще полминуты — и Кира уходит, оглядываясь и махая на прощание своей опустевшей плетеной сумочкой.
Молча идет она за Юлией Даниловной по длинному коридору, раздумывая над тем, что сказал Костя: «Если б у меня был хороший отчим…» Юлия Даниловна, конечно, не может знать, о чем думает девочка, но видит, что она не на шутку взволнована, и считает за благо помолчать. Почти у самого выхода на лестницу, там, где стоит аквариум, им преграждает путь грузный человек в больничном халате. Халат надет только на одну руку и подпоясан ремешком, другая рука у человека в бинтах и в гипсе.
— Кого я вижу в хирургическом отделении! Товарищ Лознякова собственной персоной! — громко приветствует он Юлию Даниловну.
Рядом с грузным человеком молодой высокий врач в очках. У него густая копна черных волос и тонкая, мальчишеская шея. «Неужели это и есть Андрей Захарович, который спас Костю?» — с острым любопытством думает Кира.
— У К-кости были? — слегка заикаясь, спрашивает врач.
«Он!» — решает Кира.
— У Кости, — отвечает Юлия Даниловна. — А что вы оба делаете не на своем этаже?
Кира соображает: «Не на своем этаже! Значит, не он?»
— Ух, строгая! — смеется грузный человек. — Мне теперь разрешено ходить, вот и оглядываю… хозяйство. Аквариум у вас тут. Замечательная штука! — объясняет он. — У рыбешек-то этих у каждой свой характер, оказывается. В жизни не было времени присмотреться…
— А вы-то, Наум Евсеевич, зачем пришли в свободный день? — спрашивает Юлия Даниловна.
— Б-был в виварии. Ну и з-зашел по привычке.
— Все меня проверяет, — говорит грузный человек, — никакого доверия к начальству!
— П-пока вы в этом халате, вы для меня т-только больной, — сердито говорит молодой врач.
— Вот и неправда, — басит человек с забинтованной рукой, — за эти две недели мы с ним бо-ольшими приятелями стали. Что, нет?
Молодой врач хмурится:
— П-позже увидим. Здесь к-каждый д-для нас приятель.
— Независимый! — объясняет Юлии Даниловне грузный человек. — А вот, товарищ Лознякова, скажите вы мне по совести: правда, в этом его виварии ни служителя, ни смотрителя нет?
— Правда.
— Сам, значит, и кормит этих своих зверюг? Сам убирает за ними?
— Сам.
На лице у грузного человека искреннее изумление.
— Чу-удеса! Так для чего же он все это, а? Может, диссертацию товарищ Гонтарь задумал? Остепениться хочет?
Юлия Даниловна чуть-чуть усмехается.
— Нет, Иннокентий Терентьевич, из этих трех собак да десятка кроликов диссертации не выжмешь. Для чего? — Она бросает задумчивый взгляд на Гонтаря. — Ну, как вам это объяснить… Наума Евсеевича интересуют проблемы опухолей. Человечеству решение этих проблем нужно как… хлеб. Вот и ищет. Из человеколюбия и любознательности. Ясно?
— Б-бросьте, Юлия Даниловна! — окончательно мрачнеет Гонтарь и, махнув рукой, быстро уходит.
— Да-а… — Иннокентий Терентьевич не то смущен, не то несколько оторопел. Он пробует изменить тему разговора и, взглянув на молчаливую Киру, спрашивает: — А ты, черноглазая, чего дожидаешься?
Читать дальше