Вильям Гиллер - Вам доверяются люди

Первым уходит Иннокентий Терентьевич. За ним еле бредет Таисия Павловна. Сегодня модные туфельки с каблуками-шпильками выглядят на ее ногах, как орудия пытки.

Степняк снова подносит ладонь к подбородку.

— Роман Юрьевич, — озабоченно говорит он, — что бы там дальше ни решили, а больнице буквально завтра нужны новые хирурги. Работать некому: Мезенцев улетел, да и вообще… вы же знаете… Окуня снимаем. Львовский работает, но…

— Львовского сейчас надо загружать как можно больше, для него это единственное лекарство, — решительно отвечает Гнатович. — Но хирурги вам действительно нужны. В понедельник постараюсь…

Все трое прощаются с Леонидом Антоновичем и выходят в коридор, Гнатович вглядывается в измученное лицо Юлии Даниловны.

— Ну-ну, голубушка, — негромко обращается он к ней, — история, что и говорить, пакостная, однако падать духом не следует.

Лознякова слегка улыбается. Степняк кается бурно:

— Она что, это я болван!

Все трое идут по тихому и чинному коридору райкома. И вдруг Гнатович разражается веселым смехом:

— Знаете, что я сейчас представил себе? Физиономию вашего милого Окуня, когда он раскроет мою папку… Нет, вы только вообразите, что с ним делается!

Старый человек, заведующий райздравом, хохочет, как мальчишка.

Кто сказал, что суббота — короткий день, тихий день? В больнице нет ни коротких, ни спокойных дней. Илья Васильевич снова убеждается в этом, когда поздно вечером он с Надей возвращается из театра. После того просмотра французского фильма, на котором Надя побывала вдвоем с Маечкой, она чувствует себя виноватой перед мужем; ничего не произошло в ее жизни, ей не в чем упрекнуть себя, и все-таки ощущение виноватости не покидает ее. Может быть, оттого, что она окончательно поняла: уже никогда больше не стоять ей у операционного стола, уже не нагнать растраченных на пустяки лет, не шагать в одной шеренге со старыми товарищами… Надя не высказывает этих мыслей и только старается ничем не раздражать Илью Васильевича. Ему и без того сейчас не сладко.

Сегодня, когда за обедом он, не сдержавшись, выложил все, что произошло в райкоме, она даже хотела отказаться от театра, хотя билеты были взяты давно и, конечно, по ее настоянию. Но Илья, тронутый такой внимательностью, сказал: «Ну вот еще! Из-за всякого подлеца портить тебе настроение? Идем, идем, рассеемся…»

И вот они возвращаются в свою сонную квартиру. Не зажигая света, Надя вешает пальто на плечики в передней.

— Стары мы, видно, стали, — шутливо вздыхает она, — в такой чудесный вечер не догадались побродить по улицам…

— А что? И в самом деле стары!

В подтверждение Илья Васильевич совсем не по-стариковски сжимает плечи жены и поворачивает ее лицом к себе.

— Илюша, с ума сошел!

— Разве?

— Илюша, перестань!

Она высвобождается и первая входит в комнату.

Горит маленькая лампочка в рожке над тахтой.

На круглом столе стоит розовый китайский термос с горячим и крепким чаем, сахарница, две толстые фаянсовые кружки и тарелка с чем-то, прикрытая салфеткой. Неонила Кузьминична всегда оставляет им чай и что-нибудь вкусное — пирожки, булочки с вареньем, домашнее печенье, — если они уходят в театр. Но сегодня к салфетке приколота булавкой какая-то бумажка.

— Записка! — встревоженно говорит Надя. И залпом прочитывает вслух: — «Илья Васильевич, как придете, немедленно позвоните к себе в больницу». Почерк мамин. Но что там могло случиться?!

Вопрос явно риторический. Степняк уже в передней; слышно, как щелкает диск телефона — Илья Васильевич набирает номер.

— Наум Евсеевич? Это я, Степняк, — приглушенно говорит он. — Вы просили позвонить?

Тишина длится довольно долго, и затем снова голос Ильи Васильевича:

— Сейчас приеду.

Он возвращается в комнату.

— Два несчастных случая: автомобильная авария и опасное ножевое ранение, — Илья Васильевич говорит, не глядя на жену.

Он проверяет карманы пиджака. Ключи, папиросы, спички, деньги, носовой платок — все на месте. Можно идти. И он уходит, не сказав всей правды: в автомобильной аварии, случившейся неподалеку от больницы, пострадал не кто иной, как Иннокентий Терентьевич, председатель исполкома. А с опасным ножевым ранением в области сердца принесли из больничного двора Костю Круглова. Выехав из гаража, шофер едва не раздавил распластанное у самых ворот тело. Должно быть, раненого мальчика нарочно кинули там, чтобы создать видимость катастрофы.