Суровый командир, как матерый волк, шагает, мягко, бесшумно. А у Абдулмаджида под ногами сухие ветки предательски трещат. У Солнцева галоши заблестели от мокрой травы.
Винтовки на взводе. Стволы готовы изрыгнуть смерть. Сквозь холодную листву просачиваются зеленые лучи солнца. Сумрак тает. Милый, давно знакомый лес! Не будь бандитов — в лесу было бы так радостно!
Меж вершинами деревьев скользит небольшая просинь… «А тут недалеко должен быть родник», — вспомнил Абдулмаджид.
— Ты, — коротко сказал Солнцев, ткнув дулом нагана в Абдулмаджида. — Ты идешь на разведку! Перед нами дорога на родник. Бандиты туда ходят по воду.; Понял?
Они подошли поближе к роднику. Повеяло прохладой.
— Винтовку отдай! — вдруг приказал Суровый. — Сними ботинки. И фуражку… Тропа тебя приведет прямо к их землянкам. Помни твердо: ты — мальчишка из деревни, у вас пропала корова, ты ее ищешь. Ну, успеха!
Он обнял Абдулмаджида за костлявые плечи, и, странное дело, взгляд его сделался мягким, даже ласковым.
— Если сцапают, ври как можешь. Конечно, лучше не попадайся… Ты ведь артист?
— Играю в клубе.
— Если что — разыграй роль пацана, который ищет свою корову. Буду ждать тебя у родника. Удачи!.. Постой-ка! — окликнул он. — Билет сюда!
Юноша вынул из кармана новенький комсомольский билет, отдал командиру и побежал тропинкой вверх на бугор. Тропинка извивалась, петляла, спускалась в темные овражины, опять выбегала наверх… «Если сцапают, ври как можешь…»
Первое, что увидел Абдулмаджид за деревьями, была корова, большая, рогатая, с белой лысиной. Возле нее сидел на корточках обросший бородой дядька — доил.
Абдулмаджид, боясь дохнуть, лег в папоротник. Сердце у него заколотилось, словно в грудь били молотком. Он приподнял голову. Над трубами землянок вились дымки. Три трубы, три дымка… Лысуха машет хвостом, отгоняя оводов, а бородатый дояр доит и доит… У Абдулмаджида дух перехватило.
Вот из землянки вышел еще один бородач. Сел на завалинку, скрутил цигарку, высек огонь, прикурил от трута. Бандит дымит, труба дымит. Корова машет хвостом.
Абдулмаджид считает бандитов. Вместе с Лысухой он насчитал их пять. Два рога, четыре бороды. У одного бородача винтовка. Дояр подхватил посудину, зашагал к землянке. Один бандит выхватил у него посудину с молоком, напился через край. Стал пить второй. Молоко пошло по рукам. Последним приложился сам дояр.
Винтовки составлены в козлы. Бородачи то уходят в свои землянки, то выходят опять. Абдулмаджид сбился со счета. У одного на поясе висит граната…
У пожилых на давнее память остра. Старик отчетливо помнит: бандит с винтовкой посмотрел-посмотрел в сторону Абдулмаджида и стал медленно приближаться к нему…
Молнией метнулась в траве зеленая ящерица, выползшая погреться на солнце. Абдулмаджид кубарем скатился в овраг. Бешено заколотилось сердце. Бандит, может, и заметил что-то, но выстрела не последовало.
Не пробежал и десяти шагов, как перед ним вырос сам Суровый с наганом в руке. Абдулмаджид чуть не вскрикнул. «Не поверил! Следом шел…» — обожгла догадка. Он глянул на командира, не скрывая обиды.
— Не подумай, что мы тебе не доверяем, — сказал Абдулмаджиду командир, по глазами читая его мысли. — Я прикрывал тебя.
…Гурьбой идут по тротуару веселые молодые люди. С недоумением поглядывают они на старика, жидкие седины которого треплет ветер.
А старик, кажется, и не замечает прохожих. Его мысли, его глаза — далеко отсюда.
…В схватке, кажется, первым ранило Абдулмаджида. И, раненый, он еще бежал за бандитами. Потом в нем словно что-то надломилось, деревья колыхнулись, трава подскочила к лицу.
Он пришел в себя на носилках, наскоро изготовленных из сучьев с необломанными зелеными ветвями. Его куда-то несли. Рядом шагал Суровый в своих малиновых галифе, шли незнакомые милиционеры. Потом внесли куда-то под крышу и потащили вдоль коридора. Подошли тетеньки в белом. Запахло лекарствами.
Приходил Солнцев, все еще с шелковым кашне на шее. Справился о самочувствии и положил на столик кусок сахара. Белый с синеватым отливом.
— Двое в тюрьме, один в соседней палате, — услышал от него Абдулмаджид и сразу догадался: это про бандитов…
Суровый принес его комсомольский билет.
— Получай! Ты достоин его! — И светло так улыбнулся.
А Спартаку в пьесе снова дали роль рабочего. На этот раз не без слов. Он всю роль выучил наизусть. Он был так рад, что далее сыграл для Абдулмаджида — с жестами и мимикой. Потом еще похвастался:
Читать дальше